«Дом, <…> неимущий в него входит, имущий из него выходит» (вариант: «несовершенный входит, совершенный выходит»). Разгадка: «э-дуба» (№ 340–341).
Интересна круглая учебная табличка, UET VI, 2,364 — вероятно, первая пропись для самого первого урока (см. рис. 46).
Из текстов мы знаем, что ученики школы были приходящими. Ни о какой классной системе не было и речи: начинающие сидели, твердя свой урок или списывая прописи, рядом с великовозрастными, почти уже доучившимися писцами, имевшими свои, несравненно более сложные задания.
Все ученики назывались «коллегами» (аккад.
О нравах школы рассказывают так называемые тексты э-дубы — нравоучительные сочинения, в оригинале в стихотворной форме, составленные по-шумерски специально для назидания учеников, чтобы поощрить их добронравие и прилежание.
В некоторых текстах подобного рода со всем простодушием рассказываются вещи, о которых, с нашей точки зрения, не следовало бы широко оповещать школьную публику (впрочем, в Уре такой текст не был найден).
Приведем краткое изложение одного из текстов э-дубы, сделанное самым лучшим их знатоком, С. Н. Крамером.[235]
«„Ученик, куда ходил ты с раннего детства?“ Ученик отвечает: „Я ходил в школу“. — „Что ты делал в школе?“ — продолжает автор. Ответ ученика занимает больше половины всего текста. В частности, он говорит:
„Я пересказал наизусть мою табличку, я позавтракал, я приготовил новую табличку, я стал писать ее, я ее закончил. Потом мне дали устное задание, а после полудня мне дали письменное задание. Из школы я вернулся домой, я вошел в дом, где сидел мой отец. Я рассказал отцу о моем письменном задании, потом прочитал ему наизусть свою табличку, и отец мой возрадовался… Когда я проснулся рано утром, я обратился к матери и сказал ей: „Дай мне мой завтрак, мне нужно идти в школу!“ Моя мать дала мне две „булочки“, и я вышел из дома; моя мать дала мне две „булочки“, и я отправился в школу. В школе наставник сказал мне: — Почему ты опоздал? — В страхе, с бьющимся сердцем, предстал я перед учителем и почтительно поклонился ему“.
Однако почтительность не помогла: как видно, это был черный день для нашего ученика. Ему досталось от разных учителей и за болтовню, и за то, что он встал с места во время урока, и за то, что вышел за ворота школы. Но хуже всего было то, что учитель сказал ему: „Твоя рука (почерк) никуда не годится“, — и снова побил его палкой.
Похоже, что для ученика это было чересчур. Поэтому он внушает своему отцу мысль о том, что неплохо было бы пригласить учителя к ним в дом и задобрить каким-нибудь подарком.
Отец внял словам ученика. Учителя пригласили в гости и, когда он вошел в дом, посадили на почетное место. Ученик стал ему прислуживать и хлопотать вокруг него и показывал отцу свои достижения в искусстве письма на табличках.
Отец хорошо угостил учителя, „облачил его в новое одеяние, преподнес ему подарок, надел ему на палец кольцо“. Смягченный такой щедростью, учитель принялся в поэтических выражениях утешать будущего писца. Он говорил ему: „Юноша, ты не презрел мои слова и не забыл их; да сумеешь ты достигнуть совершенства в искусстве письма и постичь все его тонкости!.. Да будешь ты лучшим среди братьев своих и главным среди друзей своих, да займешь ты первое место среди всех учеников!..
Ты хорошо учился в школе, и вот ты стал ученым человеком“.
Этими радостными, пополненными оптимизма словами учителя и завершается текст о школьной жизни».
47. Шумерская поэма «Поучение писца непутевому сыну». Копия старовавилонского периода. Прорисовка И. Т. Каневой с эрмитажной таблички № 15234
В других поучениях речь идет о вещах иного характера.[236] Таков текст о «Писце и его непутевом сыне»; весьма вероятно, что он был написан именно в Уре; в этом городе было найдено шесть фрагментарных экземпляров — к сожалению, неизвестно где именно (UET VI, 2, 159–164). Приводим отрывок, записанный на почти неповрежденной табличке, хранящейся в Государственном Эрмитаже. Этот отрывок, возможно, происходит из города Ларсы (урские версии этого текста имеют сравнительно с ним довольно большие разночтения, но мы не 132 обратились к ним потому, что они сильно повреждены):
«…[Даже если] занятие моих коллег-писцов тебе не нравится, но они по 10 гур[237] зерна получают!.. Люди молодые, а (ведь) каждый из них своему отцу по 20 гур зерна приносит, зерно, шерсть, масло, овец ему дает. Он в большей степени человек, чем ты, ты не такой человек, как он. Кроме того, в умении выполнять работу ты не сравнишься с ним. Молодой человек, старые и молодые работают <…>. Смотри (?), даже я в умении выполнять работу с ними не сравнюсь, а ведь я выше! Разве есть еще кто-нибудь такой, кто должен гневаться на своего сына? Среди моих коллег ничего подобного я не видел. Говори себе: — Вот мое общество![238] — и прояви либо почтение, либо (хоть) страх.[239] Со своего друга, со своего товарища пример ты не берешь, — почему ты не хочешь с ним сравниться? Либо по твоим „старшим братьям“ равняйся, либо по твоим „младшим братьям“ [равняйся]! Среди людей-мудрецов, которые в стране живут, после того как (богом) Энки все было названо,[240] другой такой трудной профессии, как профессия писца, которую я избрал, по имени не было названо. Разве мастерство писца — не (подобно) „искусству песни, что как берега морские, где от берега до берега не пройти“?[241] Мастерство писца — оно так же обширно![242] „Ты о моем копье не думаешь, (так) о копье отца моего я не стану говорить“.[243] Судьбу людям (бог) Энлиль определяет; с тех пор как Энлилем все было названо, сын делу отца должен следовать, иначе никогда он почета и уважения не заслужит».
Долго продолжаются упреки отца ученику. Но кончается текст на оптимистической ноте:
Третий текст э-дубы, тоже происходящий из Ура, и притом именно из «школы» на «Широкой улице» (U.16879C = UET VI, 2, 167), сообщает о каникулярном времени учеников:
