раздражало чувство вины. Нельзя было заниматься сексом с Энни, я должен был понимать, что здесь что-то неладно, и я не мог себе простить, что позволил событиям развиваться таким образом. Моей задачей было защищать ее, я был единственным, кто заботился о ее безопасности. Доверие рухнуло в тот миг, когда похоть взяла верх, и я не смог ее одернуть и вытащить из этой переделки. А потом еще и позволил убежать бог знает куда. Теперь Энни исчезла и, как я предполагаю, находится в плену у врагов.
Но она вернется. Не важно, чего мне это будет стоить, не важно, кто за это поплатится. С Энни все должно быть в порядке.
Я занялся организационными вопросами. Окна квартиры были светонепроницаемыми, а в окрестностях, хоть и пустынных на первый взгляд, имелось подкрепление, предназначенное для отражения первой атаки, что позволит обитателям квартиры продержаться до прибытия кавалерии из Херефорда. Именно сюда я планировал поместить Энни после того, как ее отыщу, так что надо проверить наличие медицинских средств, равно как и достаточно крепких замков. Незарегистрированные телефонные линии предоставляли полную свободу переговоров и передачи данных, так что я мог в любой момент отправлять и получать любую информацию с максимальной скоростью. У меня имелись карты, снимки, файлы и все остальное, что только доступно правительству Британии.
Чего у меня не было, так это идеи, что со всем этим делать. Мой мозг разрывался от ощущения вины, огорчения и беспокойства — что в обычных обстоятельствах мне совершенно несвойственно. Я сбросил костюм и нагим встал на середину комнаты, чтобы выполнить длинный комплекс упражнений тайцзи и очистить мысли. Времени ушло немало, но я постепенно приходил в себя. Пора перестать беспокоиться и переходить к активным действиям.
Я снова просмотрел всю информацию, пытаясь составить план. Но пришел к единственному выводу: это невозможно. Все девять женщин исчезли с лица земли одновременно.
Все девять женщин…
Все
Я вернулся к столу, взял данные, касающиеся членов внешнего круга, и начал читать.
ГЛАВА 7
Дженнифер Сьюзан Макнейр — симпатичная женщина, успешный администратор рекламного агентства. Ей двадцать семь лет, родилась и выросла в Эксетере, получила степень бакалавра по маркетингу в Лондонском университете и вместе со своим приятелем сразу же отправилась в Бристоль. Несмотря на то что дружеские связи в нашем мире недолговечны, Джен неплохо устроилась и стала подниматься по служебной лестнице в своем агентстве, а к настоящему моменту уже ожидала назначения на должность руководителя отдела. Жизнь складывалась неплохо. Недавно она купила большую квартиру в одном из новых домов и стала встречаться с преуспевающим молодым адвокатом по имени Джастин Марк Уильямс (который, по-видимому, скрыл от нее свою склонность к публичным непристойностям, проявившуюся после того, как его команда регбистов обнажила ягодицы перед ректором оксфордского колледжа). Дженнифер уже подумывала завести себе кошку, ее сияющий новенький «БМВ» с откидным верхом занимал постоянное место на корпоративной стоянке, а свои покупки она оплачивала платиновой банковской картой. Дженнифер имела рост пять футов и пять дюймов, длинные темно-каштановые волосы и карие глаза. На свою фигурку с почти модельными параметрами она покупала одежду восьмого размера, а кожа потемнела от загара после недавнего отпуска в Португалии, где Дженнифер провела две недели, читая у бассейна отеля или гуляя по окрестностям. Ее ножки (длиной 31 дюйм по внутренней стороне) очень помогали, когда она флиртовала с молодыми людьми, представляясь студенткой, на работе она пользовалась популярностью и вела активную общественную жизнь. В ДНК Дженнифер имелся ген дальнозоркости, что означало очки для чтения вскоре после сорока лет. Она покупала себе еду в магазинах «Уайтроуз», одежду — в нескольких шикарных бутиках Лондона, а белье — у «Марка и Спенсера». В общине Просвещенных сестер она состояла три года и проявила к ней интерес вследствие своего увлечения языческими обрядами еще в университетские годы. Единственное, чего мы не знали, так это ее отношения к избранию Энни во внутренний круг вместо нее.
Ее благополучие закончилось в воскресенье, в три часа ночи, когда я привел к ней на квартиру группу захвата. Мы вкололи спящей Дженнифер наркотик, собрали сумку с одеждой, а потом переправили ее и ее машину в укромное местечко в Беркшире.
После пробуждения мы оставили ее томиться в камере пару часов, а сами наблюдали за ее поведением при помощи скрытых камер. В помещении не было окон, но за прозрачной панелью потолка мы оставили включенные лампы. Сначала Дженнифер кричала, пока не охрипла, колотила в дверь, потом расплакалась и свернулась калачиком на своей койке. Затем мы на полчасика выключили свет, и она опять начала кричать.
Камера Дженнифер представляла собой помещение в шесть с половиной квадратных футов, в нем имелась только кровать, стоявшая напротив двери, и пустое ведро в углу. На Дженнифер не было никакой одежды, а на кровати лежал только матрасик. Все поверхности, включая потолочные панели, сквозь которые поступал свет, были ярко-белыми. При включении всех ламп освещение получалось настолько интенсивным, что глаза у обитателя камеры мгновенно начинали болеть. Через два бесконечно долгих для Дженнифер часа камера превратилась в ее персональный ад.
Будь у нас выбор, я бы дал ей не два часа, а двое суток, прежде чем начать задавать вопросы. Тогда бы она совершенно потеряла и чувство времени, и все остальные ориентиры, но в данный момент мы не могли себе этого позволить. Нам надо как можно скорее обработать ее, выкачать всю информацию, а потом избавиться от пленницы. Дальнейшая судьба Дженнифер, начиная с этого момента, полностью зависела от ее поведения, только она еще этого не знала.
Мы дали ей заснуть, снова накачали наркотиком и перенесли в комнату для допросов. Ее привязали к металлическому креслу с высокой спинкой, а медики подсоединили к коже разнообразные датчики. В каждое неподвижно закрепленное предплечье ввели по игле капельницы, а голову обхватили зажимы, не дававшие смотреть назад и по сторонам. Боковое зрение блокировали шорами, так что Дженнифер могла видеть только стол и стул прямо перед собой, и ничего больше.
Как только все было готово, доза адреналина, впрыснутая в ее кровеносную систему, заставила пленницу проснуться и вызвала сильное сердцебиение, пока она еще не смогла понять, что происходит, и опять испугаться. Я сидел за столом, в костюме и при галстуке, а передо мной, так, чтобы она могла видеть, лежала папка с ее досье. В глазах Дженнифер мелькнул ужас, и она попыталась повернуть голову, чтобы увидеть что-нибудь, кроме моей спокойной улыбки и своего жизнеописания, лежащего между нами. Попытка не удалась, и Дженнифер жалобно захныкала.
— Привет, Дженнифер. — Я заговорил спокойным, мягким, почти ласковым тоном. Теперь ей предстоит слышать только этот голос, и я хотел, чтобы девушка быстрее к нему привыкла. — Ты наверняка хочешь знать, где находишься и что происходит. Хочешь, чтобы я объяснил, почему ты здесь оказалась и кто я такой.
Я провозглашал очевидные вещи, без сомнения, мелькавшие в ее ошарашенном мозгу, но с таким выражением, словно читал руководство по эксплуатации. Я был намерен приучить ее к мысли, что я отдаю приказы, а она обязана повиноваться.
— Что… Как…
— Ты не будешь говорить без моего разрешения, Дженнифер. Как только я закончу, ты получишь такую возможность, но никак не раньше.
— Но…
Я кивнул ассистенту за креслом, и он резко хлестнул тростью по ее обнаженной спине через отверстие в спинке кресла. Дженнифер взвизгнула.
— Ты не будешь говорить без разрешения. Это понятно? Отвечай, да или нет.
— Да.
— Хорошо. Ты будешь называть меня «отец». Ты сейчас находишься между жизнью и смертью, между раем и адом. Все, что произойдет впоследствии, полностью зависит от твоего поведения. Если ты мне
