Маделайн вздрогнула, словно ее захватили такие сильные эмоции, что она не могла решить, как их можно выразить, и с гневных вскриком ударила меня еще раз. Что мне было делать? Драться с ней? Выхватить меч и убить ее? Может, это все только кажется, снится мне, но эта… это существо — моя матушка. Я попятился, закрывая руками лицо от ее ударов, больше никак не защищаясь.
— После того, что я для тебя сделала! — кричала она. — Все жертвы, которые я принесла! Будущее, которое я предвидела!
— Будущее! Будущее! — Я перестал отступать и закричал на нее в ответ: — Сколько раз мне доводилось слушать твои басни о великих предназначениях и фениксах!
— Это не басни! — возразила Маделайн, шлепнув меня по груди.
Я отступил еще раз, уворачиваясь от нее.
— Я видела феникса! Феникса, возродившегося из собственного пепла в ярчайшую вспышку пламени! — Она отчаянно пыталась внушить мне что-то. — Пламя — символ чистоты! Возрождения! Знаний! Ты сторонишься огня, потому что он угрожает тьме в твоей душе! Вот чем ты должен воспользоваться против себя!
— Против себя? Да ты с ума сошла!
Я отдернул руку, к которой тянулась Маделайн, и повернулся к Шейри, наблюдавшей за нами.
— Это ты все затеяла!
— Может быть, — спокойно ответила она. — Или твоя матушка. Или даже ты сам.
Я кинулся на нее. Я не представлял, что стану делать, если поймаю ее, но это было не важно. Только что она стояла здесь, но я схватил уже пустой воздух.
Я споткнулся и упал. Лежа на земле, я смотрел на женщин.
— Почему вы не отстанете от меня? Что вам нужно?
— Нам нужно, чтобы ты встретил свою судьбу, — в один голос ответили они.
— Я и так встретил!
— Это не настоящая, — сказала Шейри, а Маделайн добавила:
— Она совсем не то, что кажется.
— Здесь только ты не то, что кажется! — отрезал я. — Я поехал!
Я поднялся на ноги, хотел подойти к лошади, но споткнулся, услышав оглушительный рев. Я обернулся и увидел такое, отчего глаза у меня чуть не вылезли на лоб.
На земле сражались лев и дракон. Это ожили резные фигуры на навершии моего посоха и теперь бились с яростью, присущей настоящим диким животным. Дракон лежал на спине, стараясь оттолкнуть льва передними лапами, а челюсти хищника щелкали все ближе и ближе у драконьего горла. Издав могучий рык, от которого дрогнула земля под моими ногами, дракон сбросил льва, перевернулся и широко раскрыл пасть. Он мощно рыгнул, и изо рта его вырвался огромный огненный шар… и полетел прямо в меня.
Я едва успел вскрикнуть, как меня охватило пламя. Я упал, покатился по земле, пытаясь избавиться от огня. Маделайн и Шейри стояли рядом и бесстрастно наблюдали.
— Если камень — Глаз Смотрящего, — произнесли Шейри так спокойно, словно я не мучился у ее ног, — значит, разумно предположить, что кто-то смотрит этим глазом.
Мне по-прежнему было не больно. Я погасил языки пламени, только кое-где еще шел дым, но сил у меня не осталось. Я лежал на земле, глядел на солнце, не в силах шевельнуться, и едва мог дышать. Я не мог поднять голову, чтобы осмотреть себя, но был уверен, что смог бы увидеть только пузыри и ожоги.
Солнце стала закрывать огромная тень. Я вспомнил, что уже видел нечто подобное, когда пришел в себя и обнаружил, что существую в новой жизни, где я «мироначальник». Но в этот раз тень двигалась куда быстрее, словно старалась поглотить источник света и жизни, сиявший над миром.
А потом солнце было закрыто лицом моей матушки. Я хотел заговорить с ней, но обнаружил, что не могу — из-за переполнявших меня чувств. Лицо матушки украшала побыть — оно было разрисовано так же, как и мое, когда я отправлялся на битву. Она наклонилась и поцеловала меня в лоб. Я и этого не почувствовал, и по моему лицу потекли слезы, потому что никакой другой поцелуй мне не хотелось ощутить так, как это нежное прикосновение губ покойной матушки к моей почерневшей коже.
Она встала, и всхлип мой сменился сдавленным криком. Ее лицо покрывала не голубая глина. Теперь это была потемневшая кровь, стекавшая густыми каплями. Жутким контрастом прозвучал ее тихий голос:
— Ты выбрал неверную дорогу.
— Но… но я выбрал ее… ради тебя…
Ее покрытое кровью лицо сделалось жестче, а Шейри за ее спиной вытаращила глаза и покачала головой.
— Не впутывай меня, — сказала матушка. — Ты сделал это ради кого угодно, только не меня…
— Меандр! — в отчаянии сказал я. — Король Меандр! Когда я узнал о его возвращении, я понял, что мне надо поймать его, убить… ради тебя!
Матушка изобразила насмешливый восторг.
— Ради меня? Правда? А как его смерть может вернуть меня?
Я помолчал.
— Нет… не сможет… но ты могла бы покоиться в мире…
— Я и так покоюсь, Невпопад, и не важно, жив он или умер. Для меня не важно. Это важно для тебя.
— Но… но он хотя бы больше никому не навредит… ведь… ведь он убил тебя… Правда? Ведь правда?
Солнце почти скрылось. Лицо Маделайн надо мной стало таять; она печально качала головой.
А потом — медленно, выразительно… она мне подмигнула.
Я закричал:
— Правда? Мама! Подожди! Не уходи…
— … Уходи!
Я вдруг сел, а Мордант испустил испуганный крик. Он смотрел на меня своими мерцающими глазами, но мое внезапное движение его испугало, и он закричал.
Я неловко повернулся, и стороннему наблюдателю могло бы показаться, что это забавно и нелепо. Вокруг меня было темно, и мне даже показалось, что солнце исчезло навсегда и мир погрузился во тьму, а потом я сообразил, что просто настала ночь. Лошади стояли рядом — они явно спокойно проспали мою внезапную вспышку. Я поднялся на ноги и огляделся. Как и раньше, я хорошо видел в темноте, и впереди лежала одна дорога, без развилок. Одна дорога, ведущая в единственное место.
Я понял, что страшно устал, поэтому кое-как устроился на ночлег. Я улегся прямо на обочине дороги, уснул, а Мордант оставался на страже. Но хролик не мог оградить меня от смутных мыслей и непослушных снов, тревоживших меня всю ночь.
Но чего мне было тревожиться? Я имел все.
Все… кроме мира в душе.
— Все переменится, — резко сказал я Морданту, который смотрел на меня и не понимал, о чем я. — Вот вернусь в Золотой город, разберусь с Меандром, а потом… потом…
Что потом, я не знал.
Кажется… потом могло быть многое. Но словно стена выросла передо мной, закрывая грядущее. Завоевания, предполагал я, грабежи и насилие, творимые моим именем, но ведь должно быть что-то еще… еще…
А затем все пропало, словно тень, на которую упали первые лучи солнца.
7
КТО ДУРАК, А КТО КОРОЛЬ
Солнце встало не так давно, а я уже подъехал к городским воротам и повстречал первых (или последних) путников. Трое, потом пятеро, потом десяток, а потом еще и еще. Вид у них был измученный, а увидев меня, они сжались от страха. Старики и старухи да малые дети, которые пытались спрятаться за взрослых.
Я посмотрел на них сверху, из седла, и не нашел ничего лучше, чем спросить:
— Камо грядете?
Они смотрели на меня с удивлением.
