спальне, на ложе, совершенно обнажённая. Она меня ждала, а между делом поглядывала на магический кристалл, который держала в руке.
Дара прорицания у бедняжки не было и в помине, но сама она мнила себя чуть ли не ясновидящей. Этот довольно увесистый хрустальный шар она купила по случаю у какой-то гадалки и с тех пор часами глазела на него, пытаясь предугадать своё будущее. А время от времени изрекала какое-нибудь «пророчество», нарочно понижая голос и презабавно хмурясь. Меня при этом всегда смех разбирал, но я считал, что такое развлечение ничуть не хуже любого другого, и потому не позволял себе не только хихикнуть, но даже улыбнуться. Пускай себе забавляется, коли ей это по душе.
– Ты, поди, увидела меня спешащим к тебе в глубине этой штуки? – спросил я.
– Некоторым образом, – кивая, ответила Розали низким шелестящим голосом и бережно опустила свой шар на пол.
Мне потребовалась секунда, чтобы скинуть тунику и приспустить панталоны. А ещё через мгновение дверь с треском распахнулась и на пороге появился Гранит собственной персоной. Мне сэр рыцарь со страху показался куда внушительней, чем когда он удалялся от дворца верхом на коне, а я провожал его взглядом с верхней галереи замка.
Но устрашающая его фигура мелькнула передо мной во всём своём великолепии лишь на долю секунды: едва только дверь начала отворяться, я быстрой рыбкой нырнул за кровать, откуда меня совсем не было видно, успев прихватить с собой тунику. Недостатков-то у меня хоть отбавляй, в том числе, увы, и физических, но на скорость своей реакции я никогда не жаловался. Здесь сказались не только врождённая стремительность движений, но и долгие годы практики. Так вот, я ни жив ни мёртв притаился на полу, позади кровати. Шум моего падения был, к счастью, заглушён грохотом двери, которая ударилась о стену – с такой силой Гранит её распахнул. Но после этого любой неосторожный шорох мог бы привлечь его внимание, поэтому я не рисковал переменить неудобную позу, в которой приземлился. У такого бравого вояки слух наверняка не менее острый, чем у сторожевого пса. Я даже дышать боялся и только о том и думал, как бы унять бешеный стук сердца, отдававшийся у меня в ушах словно грохот кузнечного молота.
Розали, как я уже упоминал, никогда не отличалась ни умом, ни находчивостью. Бедняжка вконец растерялась при виде столь некстати вернувшегося супруга. Всё, что она успела сделать, как только он вломился в покои, – это прикрыть простынёй свою наготу. Я мысленно представил себе, как она в отчаянии обводит прекрасными глазами спальню, ища подходящие к случаю слова, чтобы начать разговор и тем положить конец затянувшейся паузе.
– Милорд... – пролепетала она наконец несчастным голосом. – Я... я...
– Вы... Вы!.. – сердито передразнил её Гранит. – Что вы намеревались мне сообщить?!
– Я... я...
– Смелей, дорогая!!
Розали внезапно сбросила с себя простыню, чтобы получше скрыть меня от глаз супруга, и та опустилась прямо мне на голову. Я мысленно поблагодарил свою возлюбленную за такую предусмотрительность и присутствие духа, хотя, если хоть кусочек злосчастной ткани, смявшейся комом, оказался бы в поле зрения Гранита, эта попытка меня замаскировать сослужила бы мне дурную службу, ведь белью, насколько я знаю, не свойственно дрожать от страха.
– Я вас ждала, милорд, – выдохнула наконец Розали и сделала какое-то движение. Не иначе как раскрыла объятия. Не сомневаюсь, что выглядела она в эту минуту более чем соблазнительно. – Возьмите же меня!
Я всё ещё старался сдерживать дыхание, что, по правде говоря, удавалось мне без особых усилий, – оно и без того почти уже иссякло в моей груди. И сердце практически замерло. Мне было ужасно тесно, и душно, и неудобно. От всего этого я едва не лишился чувств. А между тем мне следовало быть настороже. Если бы Розали преуспела в своём начинании и подмяла себя под Гранита, мне стоило бы рискнуть выползти из-под кровати по-пластунски и примерно таким же манером покинуть спальню сэра рыцаря.
– Куда это вы хотите, чтобы я вас взял? – недовольным тоном вопросил Гранит.
Тут я подумал, быть не может, чтобы он её не понял. Просто хочется ему отчего-то в очередной раз выставить её дурой, вот и всё.
– Берите меня! Я ваша! – страстно воскликнула Розали.
Ни на секунду не забывая о том отчаянном положении, в котором находился, я тем не менее просто в толк взять не мог, как этот чурбан способен был устоять против такого приглашения? Да я бы на его месте сам домогался сейчас тех милостей, которые ему столь щедро предлагали. Вернее, почти навязывали. Уму непостижимо! А потом мне вдруг пришло в голову, что, видать, на то он и рыцарь, чтобы так себя держать. Рыцари, конечно же, не чета нам, простым смертным. Они скроены из куда более прочного и жёсткого материала, чем все остальные. Или же он что-то заподозрил и не желает быть сбитым со следа. Но тогда... Чем упорней будет бедняжка Розали добиваться его мужского внимания, тем больше даст ему пищи для сомнений. Сомнений в искренности её порыва, а значит, и в её верности супружескому долгу. А также в том, была ли она одна в спальне в момент его внезапного возвращения... Я весь взмок от таких мыслей, а диалог между супругами, от которого зависела моя участь, шёл своим чередом, и я был вынужден оставаться лишь безмолвным тайным его слушателем.
– Как же это вы могли меня дожидаться, если я сам не ведал, что вернусь? – строго спросил Гранит.
– Я... – Розали причмокнула, облизывая губы. Надо думать, они у неё от страха совсем пересохли. – Я предвидела... вернее, я надеялась... надеялась, что вы вернётесь и ещё раз напоследок удостоите меня своего внимания, милорд.
– Ничего подобного у меня и в мыслях не было, – развеял её и мои надежды Гранит. – Я возвратился за своим заговорённым кинжалом. Я его в спешке позабыл.
– Вот как?
Если бы Розали, выдохнув эти два слова, закрыла свой розовый ротик и продолжала молчать в течение ближайших нескольких минут, нам с ней, возможно, и удалось бы выйти сухими из воды. Гранит ведь привык считать её едва ли не слабоумной, а всё, что она сказала и сделала в его присутствии, пока что вполне подходило под это определение. Но возникшая тишина отчего-то начала её тяготить, и, чтобы разрядить сгущавшуюся, как ей казалось, атмосферу, она вдруг взяла да и ляпнула:
– Ну да, конечно, я как только увидала его здесь на стене, на привычном месте, так сразу и подумала, что вы непременно должны вернуться.
Гранит, к несчастью для нас с Розали, не пропустил её слова мимо ушей. И не забыл, о чём она говорила минуту назад.
– Вы только что заявили, что надеялись на моё возвращение ради нежного прощания с вами. А теперь утверждаете, будто знали, что я вернусь за своим заговорённым кинжалом. Извольте объясниться, миледи.
– Да, я... вообще-то говоря... понимаете, я...
В покоях снова воцарилось молчание, и на сей раз в нём и вправду угадывалось нечто зловещее. Я представил себе, как кровь отлила от щёк Розали, как задрожали её тонкие пальцы. Она, поди, изо всех сил напрягала свои бедные мозги, придумывая убедительную отговорку. Я услыхал, как повернулась дверная ручка, и понадеялся было, что Гранит решил покинуть жену без дальнейших объяснений, слишком наскучила она ему своей глупостью, но надежда эта растаяла как дым: следом раздался звук поворачиваемого в замке ключа. От ужаса меня аж знобить начало.
Надо отдать должное покойному Граниту: он-то уж глупцом не был.
– Что такое, – проревел он грозно, – здесь происходит?!
И я стал мысленно проговаривать то, что должна была бы, по моему мнению, ответить Розали, словно надеясь вложить в её уста мой безмолвный монолог: «Я немею... немею от страха и восторга, как всегда в вашем присутствии, милорд... Я готова сказать что угодно, лишь бы вам было приятно это слышать... Дело в том, что я надеялась быть удостоенной вашего внимания, когда вы вернулись бы за своим кинжалом...»
Пусть бы она произнесла это или что угодно в подобном же роде. Но Розали рассудила иначе.
– Не убивайте... – Голос её прервался от рыданий. – Пожалуйста, милорд, не убивайте его...
Сказать, что у меня при этом душа ушла в пятки, значило бы не сказать ничего.
