Толпа долго не могла угомониться, и лишь когда приветственные крики немного стихли, сэру Кореолису удалось перекрыть их своим зычным голосом.
– Обман! – вопил он, обнажив меч и грозя им сэру Умбрежу. – Подлог и надувательство! Я не признаю себя побеждённым! Мой конь споткнулся, только и всего! Но сэр Умбреж не одолел меня в бою! Мы даже копья не скрестили!
Зрители затихли. А когда умолк и Кореолис, королева Беатрис взялась лично уладить недоразумение.
– Для того чтобы участвовать в турнирах и тем более в них побеждать, – сухо произнесла она, – рыцарям надлежит уметь держаться в седле. Меня удивляет, что вы этого не знаете, сэр Кореолис. И если вы оказались неспособны...
– Он это подстроил! – взревел Кореолис, прервав назидательную речь королевы. Лицо толстяка побагровело от ярости. – Он или его распроклятый оруженосец! Или же... – Тут он захлебнулся от злости и указал на Умбрежа остриём меча. – Сразимся пешими, сэр Умбреж! На мечах! Я вас вызываю, слышите?!
– Мне сегодня столько пришлось биться, – мягко возразил ему старик, глядя на толстяка сверху вниз и по-прежнему сжимая в руках поводья. – А ведь я не столь молод, как вы и остальные. Так давайте же покончим дело миром и не будем нагнетать...
– Я не побеждён! Не побеждён! Если вы не трус, принимайте вызов!
И вновь над полем повисла мёртвая тишина. Все, затаив дыхание, ждали развязки. События полностью вышли из-под моего контроля и стали развиваться самым пагубным, самым чудовищным образом. Пари я уж точно проиграл, а вдобавок меня ещё и совесть замучит, когда Кореолис искрошит беднягу Умбрежа на мелкие кусочки.
Я знал, что мне следовало сделать. Я должен был выбежать на середину поля и честно во всём признаться. Рассказать всей толпе о моей проделке. Не знаю уж, какому наказанию меня бы за это подвергли. Не иначе как весьма суровому. Но как ещё можно было предотвратить расправу над придурковатым немощным стариком, не сделавшим мне никакого зла?
Я пытался заставить свои ноги шевелиться, но они меня не слушались. Я хотел с места выкрикнуть, что виноват во всём, но язык отказался мне повиноваться. Он словно прирос к нёбу. Мне и губ было не разомкнуть. В общем, страх меня полностью парализовал. Трусость, которой я был наделён с избытком, снова взяла надо мной верх. Поверьте, я всей душой желал предотвратить расправу над Умбрежем, мне было мучительно стыдно от мысли, что вот сейчас этот великан Кореолис без всяких усилий его прикончит. Но в то же время... В то же время я не мог не думать и о расправе, которую надо мной учинят взбешённые рыцари и оруженосцы, стоит мне только заикнуться о содеянном. И, как всегда, забота о собственной безопасности оказалась для меня куда важней соображений чести и справедливости,
В общем, я стоял на своём месте, ожидая вполне предсказуемой развязки поединка.
Сэр Умбреж, даже не взглянув в мою сторону, спешился и вынул из ножен свой рыцарский меч. Зрители молча наблюдали за его действиями. Никто на сей раз не издавал приветственных криков: все понимали, что уготовано несчастному старику, и мысленно с ним прощались. Хотя турниры являлись всего лишь состязанием рыцарей в силе и ловкости, в выносливости и владении оружием, в умении держаться в седле, и, согласно правилам поединков, противникам воспрещалось не то что убивать, а даже ранить друг друга, в данном случае, учитывая могучее сложение Кореолиса и старческую немощь Умбрежа, а также и то, в какой ярости пребывал толстяк, за жизнь моего патрона никто и нипочём бы не поручился. Одного крепкого удара копьём или мечом могло оказаться вполне достаточно, чтобы прикончить старого рыцаря. И Кореолиса вряд ли обвинили бы в злом умысле. Даже при самом строгом соблюдении правил в любом поединке есть место случайности, несчастливому стечению обстоятельств, одним словом, невезению.
Противники между тем начали сходиться и остановились на середине поля, в нескольких шагах друг от друга. Умбреж, казалось, с трудом удерживал в руке тяжёлый меч. Но вид у него при этом был на удивление безмятежный.
«Бедный слабоумный старикан, – подумал я. – Единственный из всех участников и зрителей турнира, кто не подозревает о готовящейся расправе».
Я даже усомнился, отдаёт ли он себе отчёт, где находится и что ему следует делать.
Сэр Кореолис с рычанием бросился в атаку на Умбрежа. Толстяк действовал без всяких затей, без предварительного обмена ударами с целью обнаружения слабых мест в защите противника, он шёл напролом, будучи уверен, что никакой обороны в данном случае нет и быть не может. Он рассчитывал на свою невероятную силу, которой мало кто мог противиться. И ещё ему не терпелось дать выход ярости. Он взмахнул мечом, и я инстинктивно втянул голову в плечи. Великан действовал наверняка, в этом не могло быть сомнений.
Движение Умбрежа оказалось столь изящным, лёгким и вместе с тем столь точно рассчитанным, что я, признаться, его даже не уловил. Ну не видел я ни поворота его иссохшей кисти в латной рукавице, ни того, как его клинок поднырнул под самую рукоятку меча Кореолиса. А ведь у меня, заметьте, был на редкость зоркий глаз опытного охотника, жителя лесов! Поэтому уверен: ни один из зрителей, а уж тем более Кореолис, также не мог разглядеть его ловкий финт. Все мы только одно и увидели – как меч толстяка внезапно взметнулся в воздух и, описав дугу, со звоном пролетел по воздуху в дальний конец ристалища. И вонзился в землю точно между ступнёй окаменевшего от ужаса и неожиданности Булата Морнингстара. Оруженосец, лицо которого вмиг приобрело пепельный оттенок, тупо уставился на рукоятку, которая, качнувшись из стороны в сторону, замерла прямо у него под носом.
Прежде чем сэр Кореолис успел понять, что случилось, старик Умбреж прижал остриё своего меча к его горлу.
– Соблаговолите признать своё поражение! – на удивление звонким, внезапно помолодевшим голосом потребовал Умбреж.
Ай да старикан! Я просто глазам своим не верил! И откуда только у него взялась такая молодцеватая выправка, такая стать, такая уверенность в движениях? Я, как наверняка и все прочие свидетели этой сцены, ни секунды не сомневался, что в случае отрицательного ответа он прирежет Кореолиса одним движением. И будет прав! Толстяк сделал единственное, что ему оставалось: сдавленным голосом просипел:
– Сдаюсь.
Ох, что тут началось! Этого не описать никакими словами. Их величества аплодировали, не жалея своих монарших ладоней, и выкрикивали хвалы Умбрежу вместе со всеми. Я зажал уши пальцами, чтобы не лопнули барабанные перепонки, так оглушительно вопила ликующая толпа. Разум отказывался верить в случившееся. А ведь это был час и моего триумфа! Мне, наверное, стоило бы с торжеством взглянуть на Булата Морнингстара, насладиться его замешательством, демонстративно потереть друг о друга большой и указательный пальцы, намекая на свой немалый денежный выигрыш. Но я просто глаз не мог отвести от сэра Умбрежа, победителя турнира.
Он тоже смотрел на меня в упор.
Взглядом, не сулившим мне ничего хорошего.
11
Вечером мне пришлось довольно долго возиться с Титаном. Я его мыл, чистил, поил, одним словом, уделил красавцу коню максимум времени и внимания. Ещё бы, он ведь, поди, за истёкшие пару десятков лет ни разу так не выкладывался, как нынче! Со стороны крепости до конюшен долетал шум празднества – король закатил пышный банкет по случаю окончания турнира. Я участия в торжестве не принимал, настроение было не то. Решил, что там и без меня обойдутся и что вряд ли моё отсутствие кого- либо огорчит. Забота о коне была для меня куда важней, чем пирушка в кругу малосимпатичных людей.
Покончив со своими обязанностями в конюшне, я вышел наружу и устало побрёл через крепостной двор. Тишина, которой он был окутан, показалась мне таинственной и даже зловещей, стоило только вспомнить невероятное оживление, царившее здесь днём, всего каких-нибудь несколько часов назад. Единственным, что нарушало пугающее безмолвие, помимо отдалённого гула голосов из крепости, был стук моего посоха о булыжники. И вдруг в это равномерное клацанье вплёлся ещё какой-то звук, доносившийся явно не из пиршественного зала. Слишком он близко раздавался. Я напряг слух. За мной кто-то шёл. Шаги быстро приближались, и я оглянулся, заранее зная, кто были мои преследователи.
