пирога, а потом спросил: — Кто пек?
— Я, — ответил Шеридан. — Я тут подумал, что никогда не поздно научиться чему-нибудь новому.
— Ну, это похвально. Но здесь ты не прав, — он отложил пирог в сторону.
Шеридан нахмурился. — Просто… ну, парню уже шестнадцать лет, а он еще ни разу самостоятельно не летал на шаттле! Если не считать пары поездок на Вавилон 5, он практически всю свою жизнь провел на Минбаре. Он мог бы отправиться в путешествие, повидать галактику. Боже, когда я вспоминаю о том, каким я был, когда мне было шестнадцать…
— Нетрудно вообразить, — заметила Деленн.
— Но здесь совсем иная ситуация, Майкл, и ты это понимаешь, — Шеридан понизил голос и оглянулся на Дэвида. — Не думаю, что сейчас самое подходящее время для…
— Того, чтобы это обсуждать, — перебил его Дэвид. Он уже расправился со своим куском пирога, и этого ему явно было недостаточно. — Боже, я уже не помню, сколько раз мы это обсуждали. Когда же наступит подходящее время, чтобы обсудить это при мне, а? Какой документ мне предъявить?
Шеридан бросил взгляд на Деленн, но та чуть заметно пожала плечами, как бы говоря: «Что я могу тут сказать?»
— Здесь просто… иная ситуация, — сказал он.
— Почему? — одновременно спросили Дэвид и Гарибальди.
— Потому, — терпеливо ответил Шеридан, — что я являюсь президентом Межзвездного Альянса. Дело в том, что везде есть те, кто не одобряет Альянс, а некоторые из них, как это ни прискорбно, при случае с радостью воспользуются возможностью надавить на меня. Не говоря уж о бесчисленном множестве людей, у которых ко мне личные счеты. И мой сын может оказаться для них настоящей находкой.
— Ого, вот у тебя действительно паранойя, — сказал Гарибальди.
— Так же, как и у тебя. Неужели ты забыл? Но мне всегда это нравилось в тебе.
— Иногда есть время и место и паранойе, — признал Гарибальди.
— Всему свое время и место, — ответил Шеридан.
— Верно. Но тебе не кажется, что надо соблюдать какой-то баланс? Как я говорил, когда мне было шестнадцать…
— Ты уже облазил всю галактику, знаю. Объездил все известные колонии, попадая в переделки. И это превратило тебя в того, кем ты сейчас являешься.
— С божьей помощью, — весело ответил Гарибальди.
— Но в данном случае, — продолжал Шеридан, — Дэвид — это не ты. Ты мог делать все, что угодно, ввязываться в неприятности без лишнего шума. Но Дэвид имел несчастье родиться моим сыном.
— Не думаю, что это несчастье, папа, — вздохнул Дэвид. — Надеюсь, ты не будешь приписывать мне того, чего я не говорил.
— Прости.
— Да из него такие заявочки постоянно сыплются.
— Не надо мне помогать, Майкл, — ответил Шеридан.
— В одном ты прав, — сказал Дэвид.
— В одном, — рассмеялась Деленн. — Ну надо же. Это стопроцентный прогресс по сравнению с большинством ваших споров, Джон. Ты должен гордиться.
— Не надо помогать мне, мама, — невозмутимо ответил Дэвид. Потом повернулся к отцу: — Значит, дело в том, что ты — президент Межзвездного Альянса. Можно сказать, что ты один из самых могущественных людей в известном космосе.
— Несколько преувеличенное заявление, но можно сказать и так, — произнес Шеридан.
— Но почему в таком случае… у самого могущественного человека во всем известном космосе… самый беспомощный сын?
Шеридан на мгновение опустил глаза и вздохнул.
— Дэвид… Мне бы хотелось, чтобы все было иначе. Чтобы мы жили в других условиях.
— Мы живем в таких условиях, которые сами определяем, пап. Нельзя сначала создавать определенные условия, а потом жаловаться на них и списывать все на превратности судьбы.
— Он прав, Джон.
— Et tu, Деленн? [10]
— Я не хотела сказать, что твои опасения не имеют оснований. Но он совершенно прав. Тут нет простого ответа, — ответила она.
— Когда же тебе будет можно? — он на мгновение задумался, а потом сказал: — Возможно, когда тебе исполнится семнадцать лет…
— Забудь про это, папа, — нетерпеливо сказал Дэвид. — Просто забудь. Я закроюсь в комнате и выйду оттуда, когда мне исполнится пятьдесят лет.
Возможно, тогда мне уже ничто не будет угрожать, — и прежде, чем Шеридан успел ответить, Дэвид повернулся к Гарибальди: — Ладно, что там у тебя за подарок?
— Дэвид, раз уж ты завел об этом разговор, то мы не можем вот так его закончить, — сказал Шеридан.
— Знаешь что, папа? Это мой день рождения. Если я хочу на этом закончить разговор, значит, разговор окончен.
Шеридан поднял руки в знак примирения, и Дэвид снова оглянулся на Гарибальди:
— Ну, и где же мой подарок?
Гарибальди полез в карман и достал оттуда PPG. Он вручил его Дэвиду и гордо произнес:
— Вот, держи.
Дэвид взял его и повертел в руках, чувствуя его тяжесть.
— Круто, — прошептал он.
Лицо Шеридана стало мрачней грозовой тучи.
— Майкл, — натянуто сказал он, — может, нам стоит выйти и поговорить…
— О, успокойся, Джон. Дэвид, нажми на курок.
— Дэвид, не делай этого! — отрезала Деленн.
— Ребята, может, вы мне доверитесь? После двадцати с лишним лет, думаю, что я это заслужил. Дэвид, направь его вон туда и нажми на курок.
Прежде чем родители успели его остановить, Дэвид сделал так, как ему сказали. Он прицелился и нажал на курок. Ничего не произошло, даже отдачи не было. Вместо этого в воздухе появилось изображение, идущее от PPG. Это была объемная голограмма, изображавшая весьма скудно одетую танцующую девушку в натуральную величину. На лице Дэвида появилась широкая улыбка.
— Здорово! А кто она?
— Господи, хотел бы я знать, — вздохнул Гарибальди. — С днем рождения Дэвид.
Деленн громко откашлялась.
— Майкл… не думаю, что это вполне подходит…
— Если вы намерены заточить парня на Минбаре, то, по крайней мере, дайте ему возможность видеть то, что творится за его пределами. Ведь я прав, Джон? — он замолчал. — Джон?
Шеридан смотрел на голограмму. Потом с трудом заставил себя отвернуться.
— О… да, прав.
— Джон! — возмущенно воскликнула Деленн.
— Деленн, от этого не будет вреда.
— Вреда! Он будет считать женщин плотскими созданиями, хотя они больше создания духовные и… — ее голос сорвался, когда она увидела вращения.
Склонив голову, она произнесла: — Это… возможно?
— Абсолютно, — тут же ответил Гарибальди. — Можно так сказать.
— Как? Нет, пожалуй, я этого знать не хочу, — быстро поправилась она.
— Возможно, это даже к лучшему, — рассудительно сказал Шеридан. Потом он кое-что вспомнил. — О! Вот еще одно.
