касательно того, что осмеливается говорить в столь торжественный момент, осведомился у Байлы о том, что, собственно, тут происходит. Байла, изрядно растроганный приемом, с покрасневшими от сладких чувств глазами, объяснил все это так.

Тилдас-шаман, человек из Ханфолка, что на Атрийском море, «одел шкуру медведя» на тризне по старому вождю, отцу Отилла, Осмета и Байлы. Сделал он это для того, чтобы получить сообщение от духа Старого Вождя, а также от всех предыдущих Матерей Рода. Но скинуть с себя шкуру Тилдас не смог и так и остался медведем. Сообщение потому доставлено не было, в результате чего владения оказались поделенными между братьями, но только лишь номинально, поскольку Отилл и Осмет все разделили между собой, оставив Байле сомнительную честь быть вождем калек, старух и малолеток. Понятно, что это нимало не мешало братьям унижать его и всячески третировать. Впрочем, эту часть истории путешественники знали и сами.

А дальше произошло вот что. В то время, пока они были на Кипре, Мать Лиса проснулась однажды поутру, разбуженная смертельно напуганным слугой. Тот, в чьи обязанности входила кормежка прикованного к колонне медведя, обнаружил, что привязан вовсе не медведь, но Тилдас-шаман собственной, весьма озлобленной персоной. Отчего превращение, которого никто уже и не ждал, произошло и отчего оно столь затянулось — не знал никто. Впрочем, кажется, никто и не хотел… Как бы то ни было, превращение состоялось и сообщение наконец было доставлено.

И в соответствии с ним, по решению духа старого вождя, всех прежних Матерей рода, единоличным и всевластным вождем отныне суждено быть Байле, что до братьев, то их удел — служить и повиноваться ему.

Песня завершилась. Тишина взорвалась криками «Байла! Байла!» Тот подтянулся, посмотрел на всех свысока, презрительно оглядел своих братьев-узурпаторов, а те с готовностью раболепно склонились перед ним.

— Похоже на то, — задумчиво произнес Огненный Человек, когда Байла отвесил каждому из братьев по увесистому пинку, а его резкий рык пообещал им и в дальнейшем подобные милости, — похоже, господин Вергилий, теперь у тебя объявился могущественный приятель среди морских гуннов…

11

Ни на одной из промежуточных стоянок по дороге в Неаполь путешественников письма не ждали. Это, казалось, нервировало Огненного Человека, который, судя по его явно испортившемуся настроению, таковых ожидал. Впрочем, свои чувства он скрывал неплохо, и на его хандру особенного внимания Вергилий не обращал — подумал только, что когда бы он знал печали финикийца или тот — его печали, то, может статься, никто бы из них не согласился поменяться местами с другим. Словом, Вергилий почти блаженствовал, глядя, как перед его взором проплывают знакомые пейзажи побережья, багровые скалы Капри, как виден уже вдалеке белый дымок Везувия и вот-вот покажутся знакомые очертания Неаполя, его улицы, заполненные людьми и повозками… Впрочем, плыли они не в Неаполь. Все по тому же уговору, согласно которому их не должны были видеть на одном корабле, направились они в Помпею, где Вергилий и должен был сойти на берег.

Бриз нежно касался лиц путешественников.

— Чувствую, как пахнет материком, — промолвил Вергилий, ощущая, что его меланхолия скрашивается радостью возвращения.

— А я, — поморщился Огненный Человек, — ощущаю лишь вонь отбросов и людской мочи.

— Что ж, но ведь и это тоже жизнь… — сказал Вергилий, помолчав.

Реакция капитана обескуражила его: Ан-тон Эббед Сапфир перекосился и словно бы постарел на тысячу лет.

— О Мелькарт! — простонал он. — О Геркулес Тирский! Жизнь! Жизнь! — Он всматривался в берег с гримасой непереносимой боли, всматривался так, словно бы ожидал ответа. Но ответ не приходил, не приходило ничего — ну, за исключением чиновника из береговой службы, заявившегося на корабль на предмет судовой декларации, возможной взятки, дармового обеда или хотя бы бокала вина.

— Да как же это?! — воскликнул он в полнейшем изумлении. — Вы отплыли порожняком и возвращаетесь порожние? Нет груза?! Как это — нет груза?! Зачем же…

— Имперская служба, — коротко пояснил ситуацию Вергилий, продемонстрировав малиновый шелк с императорской монограммой.

— Извиняюсь, извиняюсь, сто раз прошу прощения, — человек театрально отскочил на шаг назад и стыдливо, как бы в смущении, прикрыл ладонями глаза. Впрочем, он был истинным сыном своего города, поскольку с искренним изумлением в голосе добавил: — Ну, уж пару девочек-то вы могли бы захватить…

— Мы увидимся вскоре, — вот и все, что сказал капитан Эббед Сапфир Вергилию на прощание. И еще раз повторил: — Мы должны увидеться, — с явным ударением на втором слове.

Вергилий же сказал, что причитающиеся капитану деньги тот в любое время может получить в доме Бронзовой Головы. Однако краткий кивок головы моментально напомнил Вергилию о словах капитана, сказанных однажды в штиль, что не всякая плата может быть осуществлена деньгами.

Как бы то ни было, маг шел по знакомой улице и подошел наконец к своему дому.

— Что нового, страж? — спросил он бронзовую голову.

Глаза стража открылись, и тяжелый блестящий рот медленно изрек фразу:

— Новости из Тартесса, хозяин.

Сказанное стражем вскоре было подтверждено Клеменсом. Алхимик сидел в любимом углу любимой комнаты дома, сложившись так, что колено левой ноги непостижимым образом упиралось в правое ухо. Он что-то бормотал про себя и читал тоненькую книжку. Взглянув на вошедшего, он оживился и немедленно выпалил:

— А что ты скажешь, Вергилий, если в этом деле мы используем пепел василиска? Ах, да… перед тем как ты мне ответишь, должен тебе сказать… это доставлено. Ну, то, за чем было послано в Оловянные Земли. Итак, что касается василисков…

Но Вергилий не был расположен дискутировать о василисках. Вместо этого он с превеликим удовольствием опустился в кресло.

— Что же, значит, золотая птичка вернулась… — Но Клеменс отрицательно покачал головой, не отрывая глаз от книги. Холод разлился по груди Вергилия: что ж, только что вернувшись с Кипра, добыв медь, он должен теперь пуститься в еще более рискованное и долгое путешествие в Оловянные Земли? — Но ты сказал, что…

— Я сказал не так, а по-другому. То, за чем было послано. Олово. Увы, чудесное созданье не вернулось, вернулся лишь один из ее охранников… потрепанный, еле живой, но олово доставил. Тартессит, которого именуют Хозяином Воздуха, рассказал мне обо всем этом. Боюсь, он сильно расстроился. Ну да ладно, вернемся наконец к василискам и их пеплу… Рассуждая на сей счет, великий авторитет Роджер Таффилд находит, что со всей непременностью требуется отличать и различать между собой василисков двух родов. Один род оных рождается из крошечных яиц, кои иногда производят старые петухи. Подобное существо просто ядовито, однако же их пепел служит отличным противоядием, но опасен и в этом качестве, поскольку в случае ошибки, когда в действительности яд в организме отсутствует, употребление пепла василиска само вызовет отравление, как правило смертельное. Василиски же другого рода вылупляются из яиц некоторых кур, а именно кур слишком старых, дабы вызывать интерес петухов, однако же в противоестественной страсти спаривающихся с жабами. По словам Роджера, подобным союзам благоволит сам Сатана, результат же соития — плод его имеет вид тщедушного цыпленка с крошечной грудью и гребешком в форме короны, имя же обоих родов происходит от имени короля Василия. Следует учитывать, что взгляд василиска второго рода влечет за собой окаменение взгляд поймавшего, посему, еще до появления существа на свет, яйцо, его в себе содержащее, необходимо поместить в стеклянный матовый сосуд, впоследствии же приближаться к василиску только сзади или глядеть на него через зеркало… Пепел подобных василисков чрезвычайно полезен в работах, связанных с золотом, равно как и в прочих делах,

Вы читаете Феникс и зеркало
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату