приехал в Нью-Йорк, в его честь весь Бродвей от Баттери до Мэдисон-сквер был украшен флагами. «Были розы, розы вокруг»[132]. Крыши домов качались и колыхались[133].
В Новом Орлеане он появился в ложе в опере, и представление было прервано на десять минут, пока зрители стояли и приветствовали его.
Это происходило менее пятидесяти лет назад, и люди, которые мальчиками подражали Уокеру Никарагуанскому, всё ещё активно влияют на общественную жизнь Сан-Франциско и Нью-Йорка.
Уокер родился в 1824 году в Нэшвилле в штате Теннеси. Он был старшим сыном шотландского банкира, человека глубоко религиозного, занимавшегося делом, которое максимально удалено от профессии военного. Жизнь немногих людей подтверждает тот факт, что генералами рождаются, а не становятся. Рождение, семейная традиция и образование указывали на то, что Уокер станет представителем «учёной» профессии. По желанию отца он должен был стать священником пресвитерианской церкви, и его учили, исходя из такой перспективы. Сам он предпочёл изучать медицину, и после окончания Университета Теннеси он прослушал курс в Эдинбурге и два года путешествовал по Европе, посетив многие знаменитые больницы.
Затем, получив хорошую практику как врач, он, после короткого возвращения в родной город и такой же короткой остановки в Филадельфии, бросил эту карьеру и отправился в Новый Орлеан, чтобы учиться на юриста. Через два года он был принят в коллегию адвокатов Нового Орлеана. Из-за того, что у него было мало клиентов, или из-за того, что адвокатская канцелярщина была ему не по духу, он через год бросил адвокатуру, как ранее бросил церковь и медицину, и стал журналистом новоорлеанской газеты «Кресент». Спустя год неугомонность, которая восставала против степенных профессий, привела его на золотые поля Калифорнии и в Сан-Франциско. В 1852 году он стал редактором сан-францисской газеты «Геральд» и начал жить настоящей жизнью, которая скоро закончилась катастрофой и славой.
К двадцати восьми годам ничто, за исключением его неугомонности, не предвещало, что его ожидает. Ничто не указывало, что он будет тем человеком, ради которого тысячи людей во всех мировых столицах готовы отдать свои жизни.
Бросив три разных поприща, дав понять, что его вообще не привлекает профессиональная карьера, Уокер проявил какие-то особые черты личности. Но он не давал никакого намёка на то, что под высоким лбом молодого доктора и адвоката скрываются планы создания империй и амбиции, ограниченные только двумя великими океанами.
Первая авантюра Уокера, несомненно, вызвана подражанием одному человеку, который к появлению Уокера в Сан-Франциско был близок к своему гибельному концу. Это был де Бульбон[134] со своей экспедицией в Мексику. Граф Гастон Рауль де Рауссе-Бульбон — молодой французский аристократ и солдат удачи, chasseur d'Afrique[135], дуэлянт, журналист, мечтатель, который приехал в Калифорнию, чтобы добывать золото. Барон Харден- Хикки, который родился в Сан-Франциско и в возрасте тридцати лет застрелился в Мексике, тоже был вдохновлён завоеваниями этого джентльмена-авантюриста.
Бульбон был молодым человеком с большими идеями. В быстром росте Калифорнии он видел угрозу для Мексики и предложил правительству Мексики создать французскую колонию в штате Сонора как буфер между двумя республиками. Сонора — мексиканский штат, который непосредственно граничит с югом нашего штата Аризона. Бульбон заключил договор с президентом Мексики и в 1852 году со ста шестью хорошо вооружёнными французами высадился в Гуаймасе в Калифорнийском заливе. Мнимым предлогом для вторжения на иностранную землю, ради которого Бульбон от имени президента нанял своих людей, была защита иностранных рабочих на копях «Рестаурадора» от нападений индейцев апачи из нашей Аризоны. На самом деле, за Бульбоном стояло французское правительство, и он пытался в малом масштабе сделать то, что позднее пытался сделать Максимилиан при поддержке французских войск и Луи Наполеона — установить в Мексике империю под французским протекторатом. И флибустьера, и императора ждал один и тот же конец: расстрел у церковной стены.
В 1852 году, за два года до гибели, когда завершалась вторая экспедиция в Сонору, Бульбон писал другу в Париж: «Европейцы обеспокоены ростом США. И правильно. Пока она (то есть Франция) разобщена, пока над ней возвышается такой сильный соперник, Америка с помощью коммерции, торговли, населения, географического положения между двух океанов, становится правительницей мира. Через десять лет Европа не рискнёт сделать выстрел без её разрешения. Когда я пишу эти строки, пятьдесят американцев собираются плыть в Мексику и, вероятно, их ждёт победа. Voila les Etats-Unis [136]».
Этими пятьюдесятью американцами, которые, по мнению Бульбона, угрожали Европе, руководил бывший врач, бывший адвокат, бывший редактор Уильям Уокер, двадцати восьми лет. Уокер пытался заключить с мексиканским правительством такой же договор, какой заключил Бульбон, но потерпел неудачу. Поэтому он поплыл без договора, заявив, что, просило его мексиканское правительство или нет, но он хочет защитить женщин и детей на границе Мексики и Аризоны от кровожадных индейцев. Нужно напомнить, что когда доктор Джеймсон совершил свой рейд в Трансвааль, он тоже хотел защитить «женщин и детей» от кровожадных буров. Сам Уокер так оправдывал свою экспедицию в письме одному человеку: «То, что увидел и услышал Уокер, убедило его в том, что относительно малое число американцев может держать позиции на границе с Сонорой и защищать семьи от индейцев. Такие действия — это действия человеколюбивые, санкционированы они мексиканским правительством или нет. Ситуация в северной части Соноры была и до сих пор остаётся (это было написано через восемь лет, в 1860 году) позором для цивилизованных людей континента, и жители США несут самую большую ответственность за нападения апачей. Фактически северная Сонора управляется индейцами, а не законами Мексики, и дань индейцев собирается более регулярно, чем налоги. Само положение этого района — лучший предлог для любого американца, который захочет поселиться здесь без согласия Мексики. Хотя после создания колонии, конечно же, произойдут политические изменения, они оправданы тем, что любая социальная организация, не важно, как она образовалась, предпочтительнее, чем организация, где личность и семья зависят от милости дикарей».
Кровожадных буров, которые бы угрожали женщинам и детям, во время рейда Джеймсона было так же много, как змей в Ирландии[137]. Но во время рейда Уокера женщинам и детям действительно угрожали индейцы, которые, как вскоре выяснил Уокер, были врагами безжалостными и опасными.
Тем не менее, Уокер хотел завоевать штат Сонора вовсе не для спасения женщин и детей. Во время его экспедиции остро стоял важный вопрос рабства. И если Союз[138] был близок к отмене рабства, то, как казалось этому государственному деятелю двадцати восьми лет, Юг должен был расширить свои границы и найти рынки сбыта своих рабов на новой территории. С помощью завоевания Соноры можно было расширить границы Аризоны до Техаса. Стратегически место, избранное Уокером для своих целей, было идеально. Нужно помнить, что источником всех его дел была мечта об империи, где было бы признано рабство. Его мать владела рабами. Он родился и вырос в Теннеси среди рабов. Его юность и зрелость прошли в Нэшвилле и Новом Орлеане. Он искренне, фанатично верил в право владеть рабами, так же, как его отец верил в движение ковенантеров.[139] . Любопытно сегодня читать его аргументы в защиту рабства. Обращение Уокера к человеколюбию его читателя, к его душе, к его чувству справедливости, к его страху перед богом и его вера в Библию не отменяет рабства, но продолжает его, что нынешнему поколению покажется смешным, как бессмыслица Гилберта[140] или Шоу. Но для самого молодого человека рабство было священным институтом, предназначенным для улучшения человечества, богом данная польза чернокожему и богом данное право его белого хозяина.
Белые братья на юге, руководствуясь, видимо, менее восторженными мотивами, собрали деньги для экспедиции Уокера, и в октябре 1852 года он с пятьюдесятью пятью соратниками высадился на мысе Сан- Лукас — крайней точке Нижней Калифорнии. Нужно помнить, что Нижняя Калифорния, несмотря на название, не часть нашей Калифорнии, а была и остаётся частью Мексики. То, что Уокер наконец оказался на вражеской земле, заставило его отбросить всё притворство. Вместо того, чтобы торопиться защищать
