было частью его везения.
В те первые дни в Палате общин он, не колеблясь, ринулся в дебаты на скользкую тему, только потому, что это была тема, в которой он разбирался. По сравнению с более старшими членами Палаты, которые были вынуждены опираться на слухи или на газетные сообщения, Черчилль имел преимущество возразить: «Вы только читали об этом. Я был там. Я всё видел сам».
В Палате он сразу стал одним из самых заметных и живописных персонажей, одним из любимчиков карикатуристов и одним из тех чужаков, которые всегда обращают на себя внимание. Его называли «избалованный ребёнок Палаты», и было несколько выдающихся джентльменов, которые сожалели, что отменены телесные наказания. Среди них был военный министр Бродрик [101]. О нём и его новобранцах в Южной Африке Черчилль говорил с ужасной откровенностью анфан- терибля. Но если к ним он испытывал, скорее, сочувствие, чем гнев, то Бальфуру[102] и Чемберлену[103] он ежедневно давал советы, а простым генералам и фельдмаршалам, вроде Китченера и Робертса, он устраивал публичные выволочки и кратко, но сурово отчитывал. Даже если он видел, что ошибается сам лорд Солсбери, то он считал своим долгом вмешаться и мягко проинструктировать премьер-министра, как следует вести дела.
Это не прибавляло ему популярности, но, несмотря на непопулярность, он так убедительно говорил о расточительности государства, что заставил правительство против его воли создать комитет по исследованию нужд экономики. Для новичка это был настоящий триумф.
Вместе с лордом Хью Сесилом, лордом Перси[104], Йеном Малколмом[105] и другими умными молодыми людьми он входил в небольшую группу внутри Консервативной партии, которая по своим независимым, обструкционистским[106] методам напоминала «Четвёртую партию»[107] его отца. Из-за флибустьерской, партизанской тактики её лидеров называли «хьюлиганами». Хьюлиганы были самыми активными критиками правительства и своей собственной партии. Как члены Лиги свободного продовольствия[108] они резко нападали на налоговые предложения мистера Чемберлена. Когда Бальфур боролся против Чемберлена за свободную торговлю, то есть за то, что должны защищать консерваторы, критерии партийности начали разрушаться, и больше не было консерваторов или либералов, а были протекционисты[109] и фритредеры[110].
Черчилль ежедневно протестовал против Чемберлена, против его планов, против того, чтобы эти планы были приняты партией тори. По традиции, по наследству, по инстинкту Черчилль был тори.
«Я тори, — сказал он, — и у меня больше прав в этой партии, чем у кого бы то ни было, и тем более чем у некоего человека из Бирмингема[111]. Нас нельзя вышвырнуть, и мы, тори — сторонники свободной торговли, имеем больше прав диктовать политику Консервативной партии, чем реакционные сторонники справедливой торговли[112]». К 1904 году Консервативная партия уже поняла, что Черчиллем невозможно управлять. Сразу после пасхальных каникул, когда он встал к трибуне, коллеги-однопартийцы провели против него примечательную демонстрацию, поднявшись и покинув Палату.
Оставшимся либералам он сообщил, что если его точка зрения противна его избирателям, то он готов сложить полномочия. Уже тогда было очевидно, что он перейдёт в Либеральную партию. Некоторые считали, что он предвидел, какая будет приливная волна, и вместо того, чтобы оставаться на берегу и зарываться в песок, он предпочёл оседлать эту волну. Другие думали, что он оставил консерваторов из-за того, что не смог переварить налоги на продовольственные товары, предложенные мистером Чемберленом.
Так или иначе, если он и был виновен в смене одной партии на другую, то в этом он следовал примеру таких выдающихся людей, как Гладстон, Дизраэли[113], Харкорт[114] и его отец.
За этот переход его называли «самым ненавидимым человеком в Англии», но либералы радостно приняли его, и Национальный либеральный клуб в качестве поощрения дал банкет в его честь, что бывало не часто. На банкете присутствовало двести членов клуба. Банкет доказал очевидную важность Черчилля в политической жизни. Он произошёл через год после того, как Черчилль предсказал: «Через девять месяцев по Англии и Шотландии пройдёт волна, которая смоет всё и произведёт столь необходимую уборку на Даунинг-стрит[115]».
Когда волна прошла, то мистер Бальфур проиграл выборы Черчиллю в Манчестере, а когда было сформировано новое правительство, то волна вынесла Черчилля на место заместителя министра по делам колоний.
В то время, как пишутся эти строки, газеты сообщают, что в течение месяца он получит повышение. Для молодого человека около тридцати единственное возможное повышение — это место в кабинете министров, в котором молодыми считаются почтенные особы около пятидесяти.
Карьера Черчилля очень яркая. Может быть, это самая яркая карьера из всех, которые мы видели за последние несколько лет. И то, что он наполовину американец, даёт нам возможность считать, что это и наш успех.
IV. Капитан Фило Нортон Макгиффин
Битва при Ялу[116] во время Японо-китайской войны стала первой битвой между военными кораблями современного типа. И никто, ни те, кто делали их, ни те, кто сражались на них, не знали всех возможностей таких кораблей. Потом многие флоты построили эти новые машины войны, и битвами, в которых они проверялись, интересовался весь мир. Но эта битва имела для американцев особый интерес, человеческий, семейный интерес, поскольку одной китайской эскадрой, которая противостояла таким же кораблям, что позднее выметут Россию из моря, командовал молодой выпускник американской военно-морской академии[117]. Этим молодым человеком, которому во время битвы при Ялу, было тридцать три года, был капитан Фило Нортон Макгиффин[118]. Так случилось, что пять лет спустя наш флот одержал победу в Манильской бухте[119] под началом другого выпускника Аннаполиса, но Макгиффин, который был на двадцать лет младше, чем адмирал Дьюи[120] в 1898 году, командовал кораблём, намного превосходившим «Олимпию» Дьюи по тоннажу, вооружению и численности экипажа.
Макгиффин, который родился 13 декабря 1860 года, — потомственный воин. Его семья в Шотландии происходит из клана Макгрегоров и клана Макальпинов.
«У клана Макальпинов есть настоящие воины,
А я, саксонцы, Родрик Ду»[121]
Прадед Макгиффина родился в Шотландии, эмигрировал в нашу страну и поселился в «Маленьком Вашингтоне» возле Питтсбурга в Пенсильвании. Он был солдатом во время Войны за независимость. Другие родственники принимали участие в Англо-американской войне 1812 года, один из них дослужился до майора. Отец Макгиффина был полковником в Американо-мексиканскую войну, и подполковником Восемьдесят пятого пенсильванского добровольческого полка в Гражданскую войну. Вот так Макгиффин унаследовал любовь к оружию.
В Вашингтоне он окончил школу и проучился один год в Колледже Вашингтона и Джефферсона. Но жизнь в тихом, прелестном городе Вашингтона не прельщала его. Чтобы повидать мир, он написал своему конгрессмену и попросил его помочь с поступлением в Аннаполис. Конгрессмену понравилось письмо, и он написал полковнику Макгиффину, спросив, одобряет ли тот желание сына. Полковник Макгиффин не возражал, и в 1877 году его сын стал курсантом академии. Я знал Макгиффина ещё мальчиком, когда мы
