— Потому ты с первого дня наших взаимоотношений всецело переключилась на Стивена.
— Это совсем другое дело. Стивен был таким невинным, беззащитным. И покинутым. — Она пожала плечами. — Я ведь была такой сама, помнишь?
— Я помню. — Кайл притянул ее к себе и стал гладить. От его дыхания шевелилась прядка волос.
— Расскажи мне о твоем отце.
— О нет, Кайл, — застонала она, не желая разрушать атмосферу лирической задушевности и погружаться в тяжелые воспоминания. Вздохнув, она закрыла глаза, но спустя мгновение поняла, что было слишком поздно уклоняться от вопросов.
— Если я сказала тебе, что он был бесчувственный человек, — начала она медленно, — то я была неправа. Он был добрый, обходительный, вежливый. Теперь я понимаю, что сделала с ним смерть матери, как тяжело было самому растить ребенка. Он пил и, должно быть, не всегда имел работу, потому что я помню, что он бывал дома большую часть дня. Обычно когда ему удавалось найти работу, за мной присматривал наш сосед. Иногда я была голодной, — Она почувствовала, как Кайл обнял ее. — Нечасто, но иногда. Я думаю, моя болезнь была для него благословением, возможностью успокоиться и знать, что за мной ухаживают, меня кормят, снимая бремя с его плеч. Поэтому, сдав меня в больницу, он и не вернулся за мной. Я ждала его три года…
— А потом? — спросил Кайл, все еще лаская ее.
— Потом я была вынуждена примириться со своей судьбой. Но горечь обиды так и осталась со мной. Мне казалось, что уже одно мое существование было достаточной причиной, чтобы заставить отца бороться с обстоятельствами. Но, оказалось, что это не так. Впечатление было такое, что я не значила для него ничего.
— Может быть, ты больше всего для него значила, — возразил Кайл. — Предположим, он пришел к выводу, что любая жизнь была бы для тебя лучше, чем та, которую он мог тебе предложит. Тогда это было самопожертвование, а не оставление на произвол судьбы.
Она подумала над его словами, но размышления Кайла так отличались от того, во что она привыкла верить, что она не могла с ним согласиться. Видимо, угадав это, он сменил тему разговора.
— Рейн. — Кайл приласкал ее, он видел ее лицо. — Ты понимаешь, как я себя чувствовал, когда ты влетела в хирургическую с этой историей… а я ничего не мог сделать? А потом, помнишь, я был в ярости, когда ты отказалась отвечать на мои звонки.
— Ты имел право быть в ярости, — согласилась Рейн.
— Вот видишь, сколько было всяких глупостей. Теперь я хочу заботиться о тебе. Защищать тебя.
На глазах у нее показались слезы.
— Никто мне так раньше не говорил.
— Ты маленькая дурочка! — Кайл засмеялся, целуя ее. — Что еще я говорил тебе все эти недели?
— Что ты хочешь меня?
Ее нежная интонация мгновенно стерла улыбку с его лица. Голосом, в котором чувствовалось горячее импульсивное желание, он подтвердил:
— И это тоже.
Его поцелуй был обжигающим, кожа ее горела. Рейн отвечала, охваченная стремлением отдать себя всю, прильнув к жесткому телу Кайла. Это была вспышка, неожиданное озарение, которое, казалось, превосходило страсть: теперь сердце Рейн отдано ему — на всю жизнь, до самой смерти. Когда Кайл почувствовал, что у нее больше не осталось сил выносить это напряжение, он сгреб ее в охапку, понес ее наверх, поставил около своей большой кровати и стал расстегивать пуговицы ее платья. Ока успела еще подумать, что голубой шелк идет к глазам Кайла, но потом волнение переполнило ее, тело ее открывалось ему. Он поцеловал место между грудями, не оставляя сомнений в том, что это его сильно взволновало.
Он расстегнул пуговицы на запястьях, снял с нее голубое платье. Она не знала, когда и где успела снять туфли. Впрочем, это не имело значения. Кайл целовал ее тело, подняв шелковое платье над головой, издавая стон, когда она пыталась высвободить волосы. Через минуту она уже вся дрожала, глядя, как он раздевался, и лежала бесстыдно обнаженная. Его губы, руки, казалось, лишили ее остатков целомудренного стеснения, и она следила за его глазами, синими, как дым, когда он снимал свой темный костюм. Он был необыкновенно привлекателен, мускулист, бедра были стройными. С мужской грацией он лег возле нее, прижав ее тело к себе. Она вздрогнула при первом же прикосновении и импульсивно затрепетала, когда он стал всю ее гладить руками. Это было слишком невыносимо, и она сказала ему об этом, но он только мягко рассмеялся, закрыл ее полураскрытые губы своими, и вся комната вокруг нее задрожала и расплылась. Он медленно стал целовать ее в лоб, подождал, пока она не задышала ровно и не подняла ресницы. После этого их тела слились в едином порыве. А потом опять он смотрел ей в глаза долго, долго, и его взгляд вновь заставил ее дрожать.
— Ты мне нужна, Рейн, — произнес он, и его серьезная интонация почти остановила время. — Больше чем кто-либо когда-нибудь.
Рейн вздохнула, грудь ее трепетала.
— Тогда возьми меня, — прошептала она.
Бледный полукруг света падал от лампы в комнатке Стивена, освещая спящего мальчика. Он лежал, свернувшись калачиком, и его коленки были у живота. А рядом в кресле-качалке сидел Кайл, наблюдая за ним. Накануне, когда зазвонил Телефон, Рейн почувствовала, что это был деловой звонок доктору, и поэтому, извинившись, вышла под предлогом того, что ей надо наполнить ванну. Теперь она стояла незамеченной в дверях, приглаживая пальцами волосы, которые от пара увлажнились и слегка торчали.
Но Кайл заметил ее за этим занятием, оторвавшись от собственных мыслей. Он чуть улыбнулся. 'Его живой взгляд коснулся бронзового ореола ее волос, скользнул по бледно-розовой коже. Рейн, поймавшая этот взгляд, сообразила, что стоит перед ним в распахнутой ночной рубашке, и поспешно застегнула ее у пояса.
— Прошло девять недель совместной жизни, — тихо сказал Кайл, — а моя жена все еще робка и стеснительна.
— Не тогда, когда действительно нужно. — Она осмотрела на него полуукоризненным- полуироническим взглядом и засмеялась. Синие глаза Кайла заискрились в ответ, и у нее сильно забилось Сердце. Это случалось с ней всегда, когда разговор касался опасной темы, неминуемо приводившей молодоженов в постель, и поэтому она стала говорить о другом.
— Посмотри на этого ребенка, — вздохнув, она подошла к узкой кровати. Стивен редко не сбрасывал с себя ночью одеяло, а в эту ночь он спал особенно беспокойно и его пижамная курточка сбилась на груди, отделившись от брюк.
— Я лучше посмотрю на его маму, — лукаво ответил Кайл. Он и продолжал это делать, а Рейн нежно расправляла на Стивене пижаму. Повернув малыша на бок, она укрыла его простыней, затем поправила подушку, которая по ночам тоже нередко оказывалась на полу. Сейчас Стивен спал тихо. Бу лежал у него под рукой. Она поцеловала мальчика, чувствуя всю глубину своей любви к нему. Вдыхая запах детской кожи, она подумала, смогла бы она любить своего собственного ребенка больше… или хотя бы так же, как Стивена? Она, конечно же, подумала о ребенке от Кайла.
В последнее время она все больше восхищалась своим маленьким сыном. Он встал на ноги всего какой-то месяц назад, однако скоро произвел большое впечатление на всех, показав умение передвигаться без посторонней помощи. А теперь Стивен, можно сказать, уже ходил. Конечно, он заметно хромал на левую ногу, ведь мышцы от травмы и отсутствия движений были пока недостаточно эластичными. И все же каждый сеанс лечения улучшает его состояние — в этом Рейн убедилась.
Покидая госпиталь, Стивен трогательно попрощался с сестрой Фридой. Теперь он жил дома и посещал детскую школу реабилитации в Спирите Молл, где малыша учили рисовать и дружить с другими детьми.
Рейн повернулась и улыбнулась, подыгрывая спокойному настроению Кайла. Он так и не сменил одежду, в которой ходил на работу, но сейчас, рукава его куртки были закатаны, рубашка расстегнута и была видна мускулистая грудь, негусто поросшая золотистыми волосами. Глаза Кайла казались немного озабоченными, усталыми, но все же он был спокоен и это наполняло сердце Рейн сладковатой болью —
