интересно, голосование было анонимным.
– Хорошо. – В голове у Грейс все смешалось. Что-то вроде водопада. Она пыталась привести свои мысли в порядок.
– Твой отец был хорошим человеком. Никогда не думай иначе. Сомневаюсь, что он сошел бы с пути истинного, если бы его не соблазнила Амелия. Поймала в западню, как кролика. Не знаю, любила она его или нет. Она была очень скрытной. Порой это даже раздражало. С такой женщиной всегда пытаешься проникнуть в какую-то ее тайну. Они оба попались в ее сети, и Эдвард, и папа. Я тоже в некотором смысле, когда мы с Амелией были школьными подругами... Но зачастую в таких женщинах нет никакой тайны. Одна пустота. – Она посмотрела на свои колени. Прочистила горло. – Папа и Эдвард были противоположностями. Мне кажется, причина всему – различие между ними, и между мной и Амелией, конечно. Папа одно время сгорал от страсти к ней. – Она перебирала руками юбку на коленях. – В конце концов мы поступили правильно. Для вас, детей, да и для нас. Для всех.
– Нельзя всегда любить человека, которого должен любить. Любовь возникает ниоткуда. Нельзя заставить себя прекратить любить.
– Но можно уйти. – Кэтрин пододвинула кресло поближе к Грейс. – Иногда приходится, как бы больно это ни было.
– Я знаю.
На кустах скопилось множество божьих коровок. Кусты просто кишели ими. А еще эти бабочки- капустницы. В этом крошечном садике жизнь била ключом.
– Что ты собираешься делать, Грейс?
Вздох.
– Собираюсь уехать из Лондона.
– Ты не должна этого делать! – Кэтрин поставила бокал с лимонадом, ледяные кубики громко звякнули друг о друга.
– А почему нет? Мы оба договорились, что я уеду. Я еще подумала, что чем дальше я уеду, тем лучше.
– А как же мы? Как же Нэнси?
– Я думала, ты поймешь. Мама, все к лучшему. Я начну все сначала. Буду присылать деньги.
– Дело не в деньгах. Тилли и Феликс очень по тебе скучают. Ты для них очень важна!
Что-то всколыхнулось в груди Грейс при упоминании об этих малышах. И пронзило острейшей болью.
– Я тоже скучаю о них. И тем не менее я должна уехать.
Кэтрин медленно покачала головой.
– Как бы мне хотелось, чтобы ничего не менялось. Я люблю обеих своих дочерей. Только, пожалуйста, возвращайся домой!
Было соблазнительно, так соблазнительно ответить: «Хорошо, я вернусь». Она могла бы пойти и собрать свои немногочисленные вещи в саквояж, пока Кэтрин нежилась на солнышке и потягивала лимонад. В автобусе они бы поговорили о неприятностях у Пирсона. Вероятно, мама бы сердилась, а может быть, и нет. А потом, когда они вошли бы в дом, из гостиной выполз бы Феликс (он уже довольно быстро ползал), схватил бы ее за ногу обеими ручонками и держал, пока она не подняла бы его и не прижала крепко к себе. Тилли была бы сердитой и сдержанной, но через некоторое время соблаговолила бы оторваться от рисования, посмотреть на нее и спросить: «Ты принесла мне подарок, тетя Грейс?» Ей пришлось бы сказать «нет», но лед был бы сломан. Они снова стали бы друзьями. А затем она написала бы слова, чтобы Тилли попыталась их переписать, обняла бы Феликса, и все было бы как обычно... Конечно, пока не пришла бы Нэнси.
– Скажи мне одно, – попросила Грейс. – Ты считаешь, Нэнси влюблена?
– Да.
Короткий кивок. Ярко-розовый и золотистый цвет жимолости и фуксий. Воцарившуюся тишину нарушало лишь жужжание пчел.
– Не волнуйся, мама! Я никуда не уезжаю немедленно. На самом деле я даже понятия не имею, куда мне ехать. – Она старалась говорить веселее. – А что ты собираешься делать, мама? Идешь на собрание Женской лиги свободы?
– Я расскажу тебе, когда ты расскажешь, что случилось у Пирсона. Так что же произошло, девочка моя?
Они сидели вместе на солнышке, болтали, а лед таял в их бокалах.
Глава 3
Через несколько дней после визита матери Шеридан сообщил, что ему позвонила Нэнси, сказала, что ей все известно, и он пригласил ее провести этот день у него. Шанс для них начать новые отношения.
– Выпей с нами чаю со сливками, догогая, – предложил он. – Две сестгы и бгат! Как забавно.
Грейс сознавала, что вскоре ей придется встретиться с Нэнси. Вряд ли она сможет покинуть город, не простившись с ней. Она также понимала, что ее страх перед этим нелогичен. Прекрасная Нэнси была по- прежнему Прекрасной Нэнси, в кого бы она ни влюблялась. Тем не менее образы Джона и Джорджа не выходили у нее из головы, и она боялась встречи. «Но это же не сегодня, правда?» – думала она. Их воссоединение не должно произойти так скоро?
– Мне очень стыдно, но у меня уже назначена встреча, – легкомысленно ответила она Шеридану и развернулась на каблуках, чтобы он не увидел ее лица.
Это, конечно, давало Грейс великолепную возможность зайти на Тофтс-Уолк и набрать еще чемодан- другой вещей. Сестры определенно не будет дома. В то время как младшая из сестер Резерфорд будет добираться на автобусе из Хэмпстеда в Кенсингтон, чтобы обнять вновь обретенного брата, старшая поедет в обратном направлении, читая и перечитывая одноразовую колонку «Жители Уэст-Энда», появившуюся из-под пера Декстера О'Коннелла сегодня в «Геральд». Дики предупредил ее об этом заранее.
– Ты ведь не возражаешь, правда, Грейси? Дело в том, что никто в моем положении не откажется от предложения Декстера О'Коннелла. Он уже много лет не писал в газету. И ты говорила, что сможешь справиться с разрывом.
Она понимала, что извинение О'Коннелла должно радовать ее, что должна быть польщена его полуоткрытым признанием в своей былой искренней любви к ней. Но ее терзала манера этого признания и заявления. Он специально напечатал все это в ее колонке, чтобы утвердить свою силу, признаваясь, что она делает его уязвимым. И конечно, сама статья была типичным примером игры, которую ведет О'Коннелл. Видимый жест простой честности, похороненный под столькими слоями обмана и тщеславия, что она не может понять, где ложь, а где правда. Откровенно говоря, это заставляло ее думать об О'Коннелле как о каком-то надоедливо жужжащем моските, которого хочется поскорее прихлопнуть. Он изрядно надоел ей, и она будет счастлива, когда Маргарет упакует его чемоданы и сядет с ним на этот чертов пароход!
Грейс была так охвачена гневом по поводу колонки, что едва заметила, как вышла из автобуса, как за десять минут добралась до дому, как услышала знакомый звон за входной калиткой, как искала ключи. Она была настолько поглощена, что почти не слышала еще один звонок и насвистываемую мелодию «Пять футов, два дюйма» или «Голубые глаза». Но когда ее весело окликнули по имени и чья-то рука коснулась плеча, ее сердце застучало и она вскрикнула.
– Простите! – Рукава рубашки Крамера были закатаны до локтя, обнажая смуглые, мускулистые руки. – Я не хотел пугать вас. Заметил из окна и решил подойти. Как вы поживаете?
– Прекрасно, спасибо, – как можно холоднее ответила она и нахмурилась. Что-то в нем изменилось. – Где ваши усы?.. Вы их сбрили?
Он поморщился и провел рукой по верхней губе.
– Наказание за дурное поведение на вечеринке «Геральд». Это правило, которое я установил для себя. Мое лицо без них слишком велико, вы не считаете?
– Усы напоминают мертвую мышь под носом.
– Это слишком резко! Я был привязан к своим усам. Или, вероятно, они были привязаны ко мне... – Он улыбнулся.
Грейс чувствовала, что вот-вот улыбнется в ответ, и делала все, чтобы сдержать улыбку.
