проходил под аркой, слабое солнце снова забежало за грозную тучу.
Чтото говорило мне, что этому дому, возможно, чегото не хватало. Это был обветшалый, полуразрушенный участок, полный грязи и болезней. Казалось, он состоял из отдельно стоящих зданий, наспех сколоченных из сломанных дверей и досок. Когда я проходил мимо них, меня встретил запах козлиной мочи и капустные листья. Во всех комнатах слышалось жужжание жирных энергичных мух. Курятники казались разрушенными, а хлева на целый фут были заполнены грязью. У плетеного забора стояло три разбитых улья; там не стала бы жужжать ни одна чистоплотная пчела.
Девушка исчезла. Не считая внешней убогости, этот полуразрушенный дом с фермой, чей вечно отсутствующий хозяин, вероятно, купил его в качестве инвестиций и даже никогда не видел, постепенно умирал изза отсутствия управления.
Я так и не добрался до дома. Здравый смысл взял верх: к каменному столбу цепью был привязан страшный пес со свалявшейся шерстью на хвосте, поднявший страшную панику. Гвозди у него на ошейнике по размеру были с индийские изумруды. Звенья цепи длиной в двенадцать футов весили, должно быть, по два фунта каждое, но, бегая из стороны в сторону, Фидон швырял этот металл так легко, словно венок из бутонов роз во время пира, повидимому, думая, что следующим его пиром могу стать я. На шум изза угла показался бородатый мужик с палкой. Он шел прямо к собаке, у которой намерения вцепиться мне в глотку еще удвоились.
Не дожидаясь, пока мне скажут, что собачка только хотела быть дружелюбной, я развернулся, выдернув ботинок из коровьей лепешки, и направился обратно к дороге. Мужчина оставил своего пса в покое, но сам заорал на меня. Он быстро бросился за мной следом, пока я выбегал через арку, во всю глотку крича Ларию, потом увидел, что парень уже развернул Нерона, чтобы мы могли быстро удрать. Я заскочил в повозку. Нерон беспокойно замычал и рванул вперед. Ларий, расположившийся в задней части телеги, неистово махал из стороны в сторону обрезками от квинария. Фермер мог легко схватиться за конец свинцовой трубы и стащить Лария на землю, но он скоро сдался.
— Повезло! — улыбнулся я, когда племянник залезал, чтобы присоединиться ко мне в передней части повозки.
— Меня осенило, что у нее может быть муж, — скромно ответил Ларий, отдышавшись.
— Не было возможности спросить… Извини!
— Все в порядке. Я думал о вас.
— Хороший парень! — сказал я всей деревне в целом. Хотя питающиеся ячменем девушки с красными щечками и соломой в волосах никогда не принадлежали к моему типу. Мне стало грустно от воспоминаний о женщинах, которые к нему принадлежали.
Ларий вздохнул.
— Дядя Марк, это плохие знаки; мы закончим на сегодня?
Я обдумывал этот вариант, оглядываясь вокруг, чтобы сориентироваться.
— Чертов Крисп! Давай поднимемся на гору, найдем какогонибудь веселого виноторговца с Везувия и сильно напьемся!
Я направил Нерона с прибрежной дороги на гору над Помпеями. Согласно тому, что нам сказал Петроний, если мы раньше не найдем винный погреб, то будем проезжать участок, который принадлежит Капрению Марцеллу, тому богатому старому консулу, который однажды совершил ошибку, усыновив Атия Пертинакса.
Был примерно полдень, но я уже понял, что вилла Марцелла — это не то место, где нам с Ларием предложат бесплатно пообедать.
XXX
Вход в имение Капрения Марцелла был отмечен местом поклонения моему старому другу Меркурию, покровителю путешественников. Статуя бога увенчивала плоский пьедестал, вырезанный из мягкой помпеянской закаменевшей лавы. У этой придорожной гермы был венок из свежих диких цветов. Каждое утро раб ездил на осле, чтобы сделать новый венок; мы находились на территории богатого человека.
Я посоветовался с племянником, который, казалось, был рад, что избежал похмелья; все равно Нерон взял на себя инициативу и смело ступил на дорогу. Бывший консул Марцелл был фантастически состоятельным; подъезд к его вилле на Везувии давал посетителям достаточно времени, чтобы сделать завистливое выражение лица перед тем, как выразить свое почтение. Прохожие, которые зашли, чтобы попросить глоток воды, умерли бы от обезвоживания на пути наверх.
Мы около мили ехали через виноградники, время от времени замечая постаревшие от дождя и ветра памятники вольноотпущенникам и рабам семьи. Тропинка расширялась в более серьезную торжественную дорогу для экипажей; Нерон выразил одобрение тем, что поднял хвост и выпустил струю жидкого навоза. Мы проехали гусей в богатой оливковой роще, потом через галерею кипарисовых деревьев попали к полю для верховой езды, скрытое от солнца в тени. Два одиноких горных ручья вдоль довольно потертых камней не давали убежать стайке садовых павлинов, которые нетерпеливо выглядывали изза красивых зеленых садовых террас.
Здесь, на нижних склонах горы, где климат был наиболее приятным, находилось фермерское хозяйство, которое, должно быть, связано с двадцатью поколениями; к нему примыкала огромная, построенная намного позднее вилла в красивом стиле Кампании.
— Очень мило! — фыркнул мой племянник.
— Да, аппетитный участок! Побудь здесь; я схожу посмотрю. Свисти, если когонибудь выследишь.
Мы приехали во время полуденной сиесты. Я подмигнул Ларию, радуясь возможности осмотреть имение. Я ступал тихо, поскольку консул Капрений Марцелл когдато занимал должность верховного магистрата и после политического унижения его сына, наверное, был очень ранимым.
Я предположил, что большой дом наверняка заперт, так что сначала принялся за ту более старую загородную виллу. Я прошел во внутренний двор. Окружающие здания были построены из древнего грубо обработанного камня; белые голуби спали на солнце на красных черепичных крышах, которые хорошо выдержали несколько веков, хотя слегка провисли на рейках. Слева находились жилые помещения, где царила тишина. Все вокруг было аккуратно пострижено и цвело, так что там был, по крайней мере, один управляющий, который читал «О сельском хозяйстве» Колумеллы.
Через открытую дверь я вошел в дом, который стоял прямо напротив. Из короткого коридора выходили различные маленькие комнаты, которые когдато были частью старого жилого дома, но теперь отданные под склад. Я обнаружил внутренний дворик, где стояли дробилки и прессы для оливок; они выглядели безупречно чистыми и имели слабый пряный запах. Заглянув в дверь в конце коридора, я увидел огромный амбар с гумном спереди; худой пятнистый кот развалился на мешке с зерном. Гдето кричал осел; смутно слышалось точило. Я обернулся.
Витающий в воздухе запах, который я почувствовал, проходя через дверь, уже указал мне, что в неиспользуемых комнатах размещались бочки с вином — в существенных количествах. Двадцать переносных амфор стояли во внешнем коридоре, частично загородив мне путь; на пороге было пятно насыщенного красноватосинего цвета. Внутри в первом помещении находились прессы, ожидавшие урожая нового сезона; впереди в большей по размеру комнате стояли бочки. Я слышал там какието звуки, так что когда подошел к внутреннему помещению, то постучал в дверь, чтобы казаться вежливым.
Передо мной открылась типичная веселая картина бочек и запахов алкоголя. В прочных стенах не было окон, так что в этом затемненном помещении постоянно сохранялась прохладная температура. Почерневший огарок свечи горел в красном блюде на грубом деревянном столе среди глиняных горшочков и маленьких рюмок. Вокруг на настенных крючках висело оборудование, словно в военном госпитале. Очень высокий пожилой мужчина через воронку переливал вино последнего сезона в бутылку.
— Одна из радостей жизни! — прошептал я. — Винодел процеживает особые запасы своего имения и, кажется, получает от этого удовольствие! — Не говоря ни слова, он ждал, пока медленно стекали остатки из большой оплетенной бутыли. Я спокойно прислонился к дверному проему, надеясь, что мне дадут
