Японии, но оябун рассчитывал, что через год империя падет, и захватчикам-американцам можно будет продать все что угодно.
Через пару недель шкатулка попалась на глаза Таменаге, который не поленился прочитать свиток. Он описывал талисманы как долг, отданный Хотеем одному удачливому игроку, и намекал на то, что способен фокусировать ки того, кто их носит. Таменага оставил их себе, подменив обычными плетеными шнурками, и начал тренироваться на игральных костях.
Свиток погиб в токийских бомбардировках вместе с самоуверенным Уцуги, но Таменага выжил. Он взял талисманы с собой в Америку, рассказывая всем, что они – память о погибшей матери. Там ему открылась высшая математика, мир алгебры, теории вероятности и дифференциального исчисления. Геометрия и тригонометрия мало увлекли будущего куромаку, им он предпочел цифры и абстракции. Еще тогда он влюбился в примитивные на ту пору компьютеры, и эта любовь ответила ему взаимностью через много лет, когда в восемьдесят седьмом году Таменаге с помощью талисмана удалось, осторожно манипулируя компьютерами Уолл-стрит, ускорить крах фондовой биржи.
Вернувшись в Японию благодаря торговле на черном рынке и нужде американской разведки в людях, способных шпионить за коммунистами, Таменага обновил связь с якудзой и даже нанес на тело татуировки, чтобы доказать свою преданность клану. Когда кобра и мукадэ впервые ожили и набросились на женщину в его постели, Таменага едва не запаниковал. Ценой огромных усилий ему удалось научиться контролировать тварей, замедляя сердцебиение. Остальные ирезуми появились позже, и кольчуга не раз оказывалась полезной.
Таменага открыл глаза и медленно повернулся в кресле. Самый ценный предмет в кабинете после талисмана – картина Миямото Мусаши с изображением Хотея, смотрящего на полет птиц, была одним из немногих произведений искусства, которые он действительно купил. Не меньше он гордился дай-сё Мурасамы, лежавшими на специальной подставке за письменным столом. Некогда они принадлежали бывшему начальнику куромаку в банке Фуки, азартному игроку. Таменага медленно разорял его, управляя игральными костями, но не позволяя выигрывать и себе, пока банкир не занял денег у саракина. В конце концов он заложил у саракина свои драгоценные клинки и через месяц, когда правление банка решило не давать ему повышения, покончил с жизнью.
Таменага с улыбкой смотрел на дай-сё. Они не представляли никакой практической ценности, скорее служили доказательством его первой победы, и не только над туповатым сарариманом (это гораздо более достойное слово, чем уместное здесь американское клеймо «раб зарплаты»). Тогда это казалось победой над всей иерархией японского общества. За клинками Мурасамы закрепилась слава смертоносных. По легенде, если один из клинков опустить в реку, то плывущие по ней листья притянутся к лезвию, где и найдут свою гибель. Кроме того, считалось, что эти дай-сё склоняют того, кто их носит, от умеренности к конфликту и в конце концов к смерти.
Но восхищение клинками быстро прошло, все реже он ощущал себя с ними в руках Мусаси, и все чаще – Кукитиё, крестьянином, притворяющимся воином, из «Семи самураев». Таменага так и не выучился владеть ими как следует. Манкири-гусари и ножи не менее смертоносны против безоружного противника, и их куда легче скрыть. Но сейчас Таменага смотрел на катану с вакидзаси и думал.
Кто главный? Магистрале или Такумо? Или кто-то третий? Или лидера нет? Возможно, бродяги подобны дай-сё:
Магистрале – длинная катана, и Такумо – юркий вакидзаси. Партнеры...
Таменага протянул руку и вытащил катану из ножен, невольно залюбовавшись совершенством лезвия. Как уничтожить партнеров? Разделить их. Он сунул клинок обратно, вернул дай-сё на подставку, развернулся вместе с креслом и взялся за лежавшие на столе досье.
Ничто не сравнится с солнцем
К огромному раздражению Мага, следователи не пожелали расстаться с его вещами даже в субботу утром. У него оставалось мало денег, а ни просить в долг у Мандальоне, ни брать у Такумо остатки выигрыша не хотелось, так что после покупки новых кроссовок и коробочки с пленкой он едва мог позволить себе купить автобусный билет. Все утро фотограф пытался осматривать достопримечательности, но, утомившись, бросил это дело в парке «Эхо», заключив, что бесплатно в этом городе можно полюбоваться разве что на девушек.
Келли провела в суде все утро (где присяжные признали ее подзащитного невиновным в изнасиловании) и теперь гадала, действительно ли свершилось правосудие, пребывая еще в худшем настроении, чем Маг. Через пару минут их беседы она выпалила:
– Я не смогу выиграть это дело без вашей помощи! Возможно – возможно! – вы сможете очаровать суд в Калгари, но здесь вам не помогут ни презумпция невиновности, ни ваше обаяние! У вас есть всего-навсего шаткое алиби, и вы даже его не желаете подтвердить с помощью полиграфа! – Она вздохнула. – Вы знаете, что копы считают, будто вы вышли под залог, чтобы скрыться?
Маг пожал плечами.
– Следователи нашли хоть одно объяснение того, что у Аманды не оказалось лейкемии?
– Что?
– Они хотя бы пытались найти?
– Нет.
– А кто-нибудь еще не пытался?
– Не думаю. Пресса об этом не разнюхала...
– А если бы разнюхала, следствию пришлось бы это объяснять. Так? – Он внимательно посмотрел на Келли.
– Поверьте мне, вашему делу это не поможет...
– Отвлекитесь пока от моего дела.
– Даже если тело принадлежало не Аманде Шэрмон, именно эту женщину вы сфотографировали в Тотем-Роке, и именно ее нашли убитой рядом с хостелом. Или вы хотите попытаться оспорить причину ее смерти?
– Я уже вижу газетные заголовки, – вздохнул Маг. – «Душитель исцеляет рак!» Нет, мне было просто интересно.
Он по-прежнему надеялся, что Аманда как-нибудь выжила. Возможно, если бы его пустили в морг, он смог бы хоть в чем-то увериться...
Разговор только укрепил его подозрения насчет Келли. Ее все еще сводит с ума мысль о существовании лекарства от рака, и это надо будет обратить в свою пользу. Хотя если он будет торопить события без крайней необходимости, то может попасть за решетку в качестве козла отпущения.
Маг не мог предположить, как скоро возникнет эта крайняя необходимость.
Такумо перевернул стол вверх ножками и посмотрел на прикрепленное с обратной стороны столешницы оружие: ниндзято в черных ножнах, три сюрикена и черный нож-бабочка. Когда раздался стук в дверь, он как раз прилаживал к ниндзято цубу. Такумо замер, подождал, пока стук повторится, схватил обнаженный клинок и бесшумно направился к двери. Маг, житель Нью-Йорка, стучал бы громче и не так часто, равно как и копы, и Мандальоне. Но стук принадлежал скорее ребенку или очень миниатюрной женщине: тихий и быстрый. Если кто-то не пытается создать о себе неверное впечатление. Он оглянулся к окну и с ужасом сообразил, что на улице уже темно. Маг опаздывал. За время, которое потребовалось, чтобы пересечь гостиную, Такумо успел придумать три возможных варианта настигшей фотографа судьбы, а когда заглянул в глазок, в голове как раз крутился четвертый.
Мика!
Он торопливо отпер дверь, потянул к девушке руки и сообразил, что все еще держит в руках клинок, только когда она отпрыгнула.
– Проклятие, прости. Не обращай на него внимания. Заходи! Откуда ты взялась?
Она продолжала смотреть на клинок. Тогда Такумо отошел и положил его на кухонный стол.
– Майк?
– Привет, Чарли.
– Заходи!
– Спасибо, – мило улыбнулась она, вошла, закрыла дверь и, посмотрев на руки Такумо, опустила глаза.
