обществе. Едва ли этот холодный «монах» способен вызывать страсть… Изабель украдкой взглянула на него из-под опущенных ресниц, и то, как открыто он разглядывал ее, заставило девушку усомниться в своих столь поспешных выводах.
Боже, как же он красив! Его кожа чистая и гладкая, волосы темные, как холодное зимнее озеро, глаза цвета драгоценных сапфиров, и они смотрят на нее так, как будто Ричард в действительности хочет сделать Изабель своей женой не только на бумаге.
Его горячее тело страстно прижимается к ней. Его влажные губы приникают к ее рту. Его руки ласкают ее, даря безграничное наслаждение, без обвинений, без осуждения, без злости.
Эти мысли буквально поразили Изабель, ибо она поняла, что на самом деле они родились в его голове, а она всего лишь увидела их в его глазах. Или прочла в его сердце? Больше всего на свете ей хотелось в это верить.
Ее сердце трепетало, как птица, пойманная в клетку, оно колотилось так, как будто и впрямь хотело выскочить из груди. Она, в свою очередь, открыто посмотрела в его глаза, и он принял ее взгляд. Принял с большой охотой.
Есть надежда, что этой ночью они будут не только молиться.
Джиллс нарушил очарование этого момента, подлив в их бокалы вина, но у Изабель теперь было что добавить к ее воспоминаниям об их единственном поцелуе. И, даст Бог, ей будет что вспомнить после сегодняшней ночи.
Ужин окончился. Через узкие окна было видно, что на улице пошел дождь, небо потемнело, приобретая свинцовый оттенок. В холле стало темно, и Ричард велел зажечь дополнительные свечи. Темнота наступила рано, и Изабель могла только благодарить Господа за Его безграничную доброту и щедрость. Все обитатели Дорни разбрелись по замку, каждый занимался своим делом. Элзбет попросила Элис помочь ей починить гобелен, который мать Изабель вышила в тот день, когда стала леди Дорни. Элис согласилась с величайшей неохотой, и то лишь потому, что предмет ее вожделения – Эдмунд – покинул холл еще перед подачей последнего блюда, оставив Джиллса прислуживать за столом. Изабель знала, что тоже должна помочь с гобеленом, но ей не хотелось оставлять Ричарда. А в этом деле он вряд ли составит ей компанию, ведь, несмотря на всю его набожность, она не могла представить себе Ричарда с иголкой и ниткой в руке. Что же предпринять, чтобы удержать его рядом с собой, какое занятие придумать, пока он не решил в очередной раз что-нибудь почитать или сходить помолиться?
– Милорд, не согласитесь ли сыграть со мной партию в шахматы?
По его взгляду она поняла, что Ричард собирается отказать ей. Ну уж нет, сегодняшний день не будет днем отказов.
– Или навык игры в шахматы ты тоже утратил? – Она явно провоцировала его.
– Тоже? – переспросил он, повернувшись к ней лицом.
– Да, тоже. Так же, как утратил навыки и соколиной охоты, и владения мечом, и…
– Я вовсе не утратил навыки. У меня просто нет желания.
– Все это результат твоего добровольного заключения в монастыре, – возразила она. – Там подавление естественных желаний человека только приветствуется.
– За это ты можешь поблагодарить Бога и отца Годрика. Я с удовольствием уступил бы своим теперешним желаниям, но, боюсь, результат тебе очень не понравится.
Он говорил это так строго, так серьезно. Но ей все равно. Он всегда так себя ведет, и она давно к этому привыкла.
– Не сомневаюсь, – сказала она, мило улыбнувшись. – Но когда ты следовал своим истинным желаниям, я была самым счастливым человеком на земле.
Его глаза потемнели: потеряв всю свою синеву, они стали почти черными, как ночное небо. Он помнил их поцелуй. Ничто не могло доставить ей большего удовольствия.
– Я думаю, что ты не была бы, крошка Изабель, – прорычал он, – если бы понимала, что мое желание сильнее всех, вместе взятых, о которых ты говоришь.
– Я готова ко всему, что ты захочешь разделить со мной. Больше, чем готова. Я буквально жду не дождусь, – выдохнула она, прямо глядя ему в глаза, тем самым бросая ему вызов. Но это его не напугало. В конце концов, он – Ричард, и этим все сказано.
Его бросило в дрожь, и сладостные мурашки пробежали по всему его телу от головы до кончиков пальцев на ногах, обезоруживая его, сводя на нет все попытки к сопротивлению.
– Тогда расставляй фигуры, – ответил он.
Победно улыбаясь, она расставила фигуры на шахматной доске.
– Чей первый ход? – спросила она.
– Твой, естественно, – усмехнувшись, сказал он. – Ведь ты привыкла всегда ходить первой.
– Только когда меня вынуждает к этому мой…
– Противник? – перебил он.
– Партнер, – поправила она. – Точнее, его неспособность сделать это самому.
Она подвинула вперед пешку.
– Ты путаешь неспособность с нежеланием, – парировал он, делая ответный ход своей.
Она посмотрела прямо ему в глаза и сказала:
– Тебе не убедить меня в своем нежелании, особенно когда дело касается… игры, – закончила она со злой усмешкой.
Ричард покачал головой и засмеялся:
