внимал ее весеннему зову. Его тяготило уныние человека, мучимого неизвестностью и предчувствием конца.
Он явился в Ицукусиму — детище Киёмори — по совету Кэнрэймон-ин и ее матери Нии-но-Амы. Когда по дворцу пополз слух, что государя принудят покинуть трон, Такакура воспринял его со спокойствием. Он знал: когда-то это должно будет случиться. Кэнрэймон-ин, однако, не находила себе места от тревоги. Она уговорила Такакуру отправиться на богомолье в Ицукусиму — испросить покровительства Царя-Дракона, Владыки морей.
Так, Такакура дал знать, что намерен свершить паломничество в родовое святилище Тайра и тем самым доказать чистоту своих помышлений о них. Восемь дней заняло путешествие — сначала по реке, затем по морю — к священному острову, где он был встречен с великими почестями и церемониями. Такакура отдал дань восхищения пагоде, богатому шитью занавесей, бронзовой и золотой утвари. По случаю празднества государем были преподнесены свитки сутр, а служительницы богинь исполнили священные танцы в честь государева дома и Бэндзайтэн с ее сестрами.
Наконец Такакура сумел убедить жрецов в том, что нуждается в уединенной молитве к божествам моря. Во исполнение его пожелания западное крыло святилища, где настил выдавался над водой, было освобождено от свиты, служек, знати и жрецов.
Такакура взял из ларя с приношениями несколько рисовых лепешек и раскрошил над водой.
— Владыка Рюдзин-о, Великий дух, Царь-Дракон, Повелитель морей — услышь меня. Я, произошедший от Аматэрасу, молю тебя: внемли моей просьбе. Я явился сюда… — Тут он осекся от удивления, ибо из моря показались три женщины. Они поднимались все выше и выше, пока их ступни не повисли над самой водой. Длинные черные волосы ниспадали у них по спине, едва не касаясь моря, а шелковые кимоно были цвета седых волн — серые, точно траурные одежды.
— Привет тебе, бывший государь Японии, — промолвила левая незнакомка.
— Привет тебе, новоотрекшийся владыка, — подхватила правая.
— Привет тебе, — произнесла средняя. Такакура поклонился им:
— Привет и вам, богини моря. Верно ли я рассудил, что ты, — кивнул он средней даме, — не кто иная, как Бэндзайтэн?
— Да, это я, — отозвалась богиня. — Мы польщены тем, что прежний владыка проделал столь долгий путь ради моления нам. Говори же, чего желаешь, и мы ответим на твои просьбы.
— Я явился сюда но воле вашей сестры, Нии-но-Амы. Дамы рассмеялись.
— Да, мы слышали, она стала монахиней. Нелепость поистине. Да к тому же только второго ранга.
— Прошу, выслушайте! — взмолился Такакура. Он встал коленями на сырые доски пристани и взялся руками за опоры перил, как за прутья клетки.
— Ты прибыл просить о заступничестве Царя-Дракона, — ответила Бэндзайтэн. — Даже для прежнего императора это большая дерзость.
Такакура извлек из рукава маленький нож и резко, преодолевая сомнения, полоснул по левой ладони. Потом он опустил руку вниз, позволяя крови свободно сочиться, смешиваясь с морской водой.
— Кровью императорского рода заклинаю: услышьте меня! Если понадобится, я пролью ее всю!
Бэндзайтэн протянула руку и закрыла Такакуре ладонь.
— В этом нет нужды, государь. Мы будем рады внять твоей мольбе.
— Мы лишь хотели проверить, как крепка твоя воля, — пояснила одна из сестер.
Такакура ощутил, словно к его руке приложили лед. Он взглянул на ладонь, когда Бэндзайтэн ее отпустила. Порез совершенно зажил.
— Тогда я изложу свою просьбу, досточтимая Бэндзайтэн. Да, я прошу покровительства, но не для себя. Я прошу за своего отца, Го-Сиракаву. У него достанет и мудрости и храбрости, чтобы хорошо править нашей страной. Я это знаю. Однако Киёмори всегда плетет против него козни. Ваша сестра, Нии-но-Ама, говорила, что Царь-Дракон лишил Киёмори своего покровительства. Теперь я молю о нем для моего отца, чтобы он смог превзойти Киёмори. Ради себя я просить ничего не хочу. Мне будет довольно сознавать, что мой отец спасется.
— Подобная сыновняя преданность весьма похвальна, — ответила Бэндзайтэн. — Я передала твои слова Царю Рюдзи-ну — он выслушал их моими4 ушами и сказал, что удовлетворит твою просьбу. Го-Сиракава останется жить и получит защиту морских ками.
— Благодарю! — выдохнул Такакура. — Благодарю за вашу щедрость! Если я могу еще чем-нибудь подкрепить сей уговор — только скажите.
— Увы, — отозвалась Бэндзайтэн. — Спасение страны отныне не в твоей власти. Прибудь ты сюда, обладая Драгоценным троном и священными сокровищами — тогда был бы еще способ все вернуть. Теперь же… от тебя нельзя этого требовать. Только твой сын, быть может, сумеет исполнить наш наказ.
— Тогда я буду уповать на то, что Антоку окажется достаточно храбр для этой задачи.
Бэндзайтэн хотела еще что-то сказать, когда глаза ее расширились и она вместе с сестрами растворилась в морском тумане. Такакура услышал за спиной шаги и обернулся.
К нему подошел старый воин — один из самураев Киёмори. На его обветренном лице читалась тревога.
— Владыка, вам нехорошо?
— По-моему, я ясно наказал жрецам никого сюда не пускать.
— Верно, владыка. Однако даже в уединении должен быть кто-то, кто будет приглядывать издалека. Мне показалось, вы поранились, вот я и прибыл проверить — все ли в порядке.
— Я цел, уверяю вас. — Такакура поднялся.
— У вас слезы, владыка.
— Кто бы не лил слез на моем месте?
— Хм… И что же, боги призрели вас?
— Призрели, будьте покойны, — отозвался Такакура.
— Понятно, — протянул старый воин. — И ваши молитвы были услышаны?
Такакура спросил себя, много ли удалось услышать старому приспешнику Тайра. «Хотя теперь это уже не важно», — решил он и дерзко ответил:
— Да, услышаны.
— Так не изволите ли вернуться в главный зал, чтобы ваши бывшие подданные могли возрадоваться вместе с вами? Говорят, море коварно и может обрушить свои волны, когда менее всего этого ждешь.
Такакура слабо улыбнулся.
— Море может сколь угодно мочить мои рукава, пока несет другую ладью к тихой гавани. — Сказав так, он повернулся и побрел к главному залу святилища, ощущая спиной взгляд старого вояки.
Пугающее открытие
Киёмори сидел на веранде усадьбы Фукухара, глядя, как мириады бликов пляшут на залитом вешним солнцем море.
«Надеюсь, душа Сигэмори видит это из Чистой земли, или куда бы он ни отправился, — думал он. — Знаю, он этого не одобрил бы, но даже ему не отвергнуть всей важности сделанного мной после его смерти. Все идет как должно».
Размышления Киёмори были прерваны чьим-то осторожным покашливаньем. Справа, за сёдзи, показался старый Канэясу, его доверенный воевода и советник.
— Канэясу! Заходи, побеседуем. Ты ведь знаешь: я всегда рад твоему обществу и совету.
Старик воевода вышел на веранду, поклонился и сел рядом с Киёмори.
— Господин. Рад видеть вас в добром расположении.
— Верно, мне ли печалиться? Полагаю, новоотрекшемуся государю Такакуре хорошо отдыхается в гостевых покоях после утомительного возвращения с Ицукусимы?
— Да, повелитель, хотя, как мне кажется, он боится стать узником этих покоев.
