Вскоре после возвращения в Идзу Ёритомо как-то поймал себя на том, что начал распределять только что отвоеванные угодья. Видно, повлияло высказывание, которое он однажды услышал: «Тот, кто хочет считаться правителем, должен вести себя сообразно». В течение девятой луны Ёритомо отрядил множество добровольцев, чтобы те приструнили остальных землевладельцев Минамото, жаждущих власти над кланом. В средних числах он выслал дружину на подавление младшего наместника Суруги и одержал еще одну победу.
Земли поверженных князей Ёритомо распределял между верными ему людьми или отдавал любимым храмам и святилищам. В поисках нового лагеря он наконец остановил взгляд на приморском селении Камакура у побережья полуострова Сагами, очень выгодно расположенного между восточной и западной, подвластной Тайра, частями Японии. Там Ёритомо изъял дом местного чиновника под собственную резиденцию и перевез туда жену с детьми.
Все шло своим чередом, пока, в начале десятой луны, Ёритомо не получил известие об огромном воинстве Тайра, выступившем из Фукухары. Он тут же собрал всех новых сторонников, поскольку совсем не хотел повторения прошлого краха, и повел это воинство — числом, по чьим-то подсчетам, не менее двух сотен тысяч — на запад.
Пройдя долину реки Хайя, преодолев перевал Асигара и спустившись к пойме Кисэгавы, Ёритомо то и дело был вынужден заниматься еще и вопросами тыла. Священники Идзу потребовали от него, чтобы он запретил своим воинам обирать храмовые земли. Ёритомо, зная, насколько полезно бывает заручиться поддержкой монахов, тотчас издал соответствующий указ.
Пришлось ему разбираться и с монахом-соглядатаем, что пытался проскользнуть мимо на лодке, и с пленниками, добытыми в сражении с правителем Суруги, и с наградами воинам, их полонившим, а после еще и совещаться с союзными князьями по поводу срока предстоящей битвы с Тайра. Датой сражения наметили двадцать четвертый день десятой луны.
На двадцатый Ёритомо и его необъятное войско достигли местечка Кадзимы, что на восточном берегу Фудзи. По ту сторону реки виднелось множество огней стана Корэмори, однако сколько именно людей у Тайра в распоряжении и как они подготовлены, Ёритомо не знал — слишком уж противоречивы были сведения.
— Господин, их там всего пара тысяч, и они проводят дни в азартных играх, увеселениях с женщинами и попойках. Вы ведь знаете, каковы эти напыщенные столичные юнцы. С нами им не потягаться.
Другие же говорили:
— Повелитель, нужно усилить бдительность. Там — больше сотни тысяч Тайра, и с каждым днем к ним на подмогу стекаются все новые силы. Не обманитесь их праздным обычаем, ибо Тайра, когда настает черед биться за власть, не ведают пощады. Помните Исибасияму и будьте осторожны.
И вот, в ночь на двадцать третье, Ёритомо выбрал одного воина, Такэда Нобуёси, наказав ему переплыть реку и, обойдя лагерь Тайра северными болотами, разведать численность и боеспособность их войска, после чего доложить об увиденном. Нобуёси послушно поклонился и отбыл исполнять поручение, а Ёритомо остался гадать, есть ли у того хоть малейшая возможность вернуться живым, зная, впрочем, что, если разведчик погибнет, он пошлет еще одного, а за ним — третьего, до тех пор пока не получит нужных сведений.
Затем он удалился в свой шатер, надел строгое белое одеяние и вознес молитвы Хатиману.
Болотный ветер
Младший военачальник Левой стражи, главнокомандующий Тайра Корэмори расхаживал взад-вперед перед пологом собственного шатра. Рядом, на складном стуле из обтянутого тканью бамбука, сидел его советник Тадакиё, восхищаясь ущербной осенней луной. Лагеря Тайра достигла весть о том, что войска Минамото расположились у самой реки Фудзи и что они действительно велики, чего все и боялись. Подкреплений из воинов Оба и Хатакэяма не было и быть не могло, поскольку те находились на берегу реки, занятом Минамото. А еще Корэмори узнал о поражении правителя Суруги, что опять-таки означало отсутствие помощи.
Лагерь окутала стылая болотная мгла, отдающая гнилью.
— Как считаешь, когда они нападут? — спросил Корэмори у Тадакиё.
— Возможно, с минуты на минуту, господин, если только они, как и мы, не ждут подмоги.
— Зачем им подмога, когда их самих двести тысяч? К тому же, если верить слухам, их восточные конники так сильны в бою.
Тадакиё вздохнул:
— Чтобы быть уверенными в победе, господин. В этот раз Ёритомо не может позволить себе проиграть, если хочет снискать уважение восточных князей.
— Не нравится мне твой настрой, Тадакиё.
— Ваш дед самолично просил меня помогать вам советами, господин. Едва ли моя ложь была бы ему угодна.
— Не верится, — произнес Корэмори, — что боги впервые даровали мне возглавить столь великий поход, пройти столь долгий путь, чтобы пасть от руки какого-то деревенщины-смутьяна.
— Воину больше пристало полагаться на собственную силу и мужество, нежели на прихоть богов. Промысел ками нам неведом. Босацу спасут лишь тех, кого смогут, но карму каждый кует себе сам. Так постарайтесь на славу, а о прочем не думайте.
Корэмори взглянул на свои руки в неясном свете луны. Они дрожали. Никакой готовности в нем не было и в помине. Он проглотил ком, подступивший к горлу, и, вперившись в дальний берег Фудзи, стал гадать, сколько дней или часов ему осталось жить.
Вспугнутая дичь
Такэда Нобуёси выкарабкался на западный берег реки Фудзи — грязный, вымокший и продрогший до костей. Он попытался забыть о собственных невзгодах и сосредоточиться на задании. В конце концов, что такое холод и сырость, если он собрался отдать жизнь за господина?
И Нобуёси ужом пополз через мох и камыши, стараясь держаться в стороне от дозорных Тайра. Даже при ярком свете луны высокие болотные травы не давали как следует осмотреться, узнать, куда он попал. Лагерные шумы сливались с лягушачьим кваканьем и криками болотной дичи. Трясина будто хватала его за сандалии и рукава, замедляя движения.
Но вот Нобуёси заметил перед собой свет — сияние лунной дорожки на глади болота. «Быть может, — решил он, — мне удастся проплыть по затопленным травам и подобраться ближе к неприятелю». Чуть резвее, чем следовало, он бросился в воду. Раздался громкий всплеск.
И тут же вокруг него поднялся оглушительный гвалт. Хлопанье тысяч крыльев отдавалось в ушах барабанным боем, громоподобным стуком копыт. Несчетная стая гусей и уток поднялаоь в небо, вереща и галдя, точно в боевом кличе. Великое полчище птиц взмыло над болотом, заслонив небо, луну и звезды.
Нобуёси перекатился на спину, кпяня себя снова и снова. «Дурак, ну и дурак же я! Теперь мне конец. Сам себя выдал. Скоро явятся Тайра по мою жизнь. Если повезет, я еще успею заколоть одного из них, но задание господина так и останется невыполненным! Чем, каким преступлением в прошлой жизни заслужил я такое несчастье?» Сокрушаясь так, Нобуёси вытащил кинжал, притаился в тростнике и стал ждать дозорных.
