— Хвала великому главе Минамото, — произнес Син-ин, возникая в пахучем дыму. — Вот и пришел день твоей славы, верно?
Ёритомо низко склонился перед бывшим государем:
— Истинная правда, о бестелесный владыка. Я должен благодарить и вас тоже наряду с родовым ками за сей счастливый поворот судьбы. Однако меня все еще гложут сомнения, из-за чего я пришел искать вашего совета.
— Поведай мне свои мысли, а я выскажу свои — как обычно. — Улыбка Син-ина была едва ли не великодушной.
— Ваш брат, государь-инок, просит меня прибыть в Хэйан-Кё во главе дружины. Мнится мне, он хочет направить меня против Ёсинаки либо уберечь его от неугодных действий. Я же боюсь покидать Камакуру так рано. Увы, не перевелись еще полководцы, что видят себя властителями Канто и метят на мое место. Меня гложут сомнения. Государь-инок сейчас в распоряжении Ёсинаки, который может склонить его на свою сторону. Вы можете мне в этом помочь?
— Хм-м… Не тяготи себя всеми заботами сразу, Ёритомо-сан. Сосредоточься на цели. Все идет своим чередом. Время Хэйан-Кё прошло, а будущее лежит здесь, в Камакуре. Остаться и упрочить свою власть было мудрым решением. Случись Ёсинаке чинить неприятности, пошли своего заносчивого братца, Ёсицунэ, его приструнить. Ежели нам повезет, они уничтожат друг друга и ты одним махом избавишься от двух бед.
— Хм-м… — откликнулся Ёритомо. — Истинно мудрый выход, владыка. Весьма и весьма. Я сохраню это в памяти.
Покидая молельню, Ёритомо задержался полюбоваться кленами в саду, чью листву только-только тронуло оранжевым и желтым.
Ясима
Тайра Мунэмори стоял на берегу моря в Ясиме — поселении в краю Сануки, на северной оконечности Сикоку — и смотрел вдаль, в сторону родных мест. Ледяной ветер с моря трепал рукава его красной парчовой куртки и хакама. В носу и на языке ощущался острый привкус моря — аромат, к которому он успел привыкнуть за последние несколько месяцев и даже научился смаковать. Для многих из Тайра, особенно дам, запах моря был запахом отчаяния и чужбины, зато ему дарил ощущение воли и бездны возможностей.
— Как думаешь, — спросил Мунэмори старика самурая, стоящего рядом) — в ясный день отсюда можно увидеть тот берег?
— Я слышал, можно, господин. Знаете, любопытно, что именно здесь — как мне рассказывали — хаживал в дни изгнания отрекшийся император Сутоку, позднее прозванный Син-ипом. И задавал тот же самый вопрос. Говорят, будто вон там, — указал он на свинцово-серые волны чуть вдалеке, — Син-ин бросил в море начертанные им сутры. С тех пор минуло больше двадцати лет. Иные рыбаки до сих пор помнят тот мрачный день и избегают ставить здесь сети, чтобы не вытащить какого-нибудь демона.
Мунэмори опять насупился от сравнения со злокозненным духом.
— Я, в отличие от него, прибыл сюда не плакаться о судьбе, а готовить возвращение в столицу, — пробурчал он старому воину.
Покинув Хэйан-Кё, Тайра все больше удалялись к югу, пока не достигли острова Кюсю. Там они пополнили рать и запасы провизии, но потом Ёритомо посланиями и указами сумел запугать многих местных властителей, и те перестали отвечать Тайра радушием. Пришлось им бежать еще дальше, на сей раз через Внутреннее море к берегам Сикоку. Теперь у них появилось преимущество, даже большее, нежели в Фукухаре: Сикоку лежит недалеко от Хонсю, но в проливе нередки свирепые ветры и каверзные течения, уберегающие остров от атак с большой земли. Да и Минамото морские сражения были в новинку.
Вдобавок положение Сикоку позволяло успешно сообщаться со столицей — как открыто, так и тайно. В одном из посланий государь-инок предложил Мунэмори вернуть Антоку и священные сокровища в обмен на помилование. Мунэмори отказался. Без императора и знаков его власти народ непременно восстал бы и перебил всех Тайра.
Приходили вести и от верных людей, оставшихся в Хэйан-Кё. В них говорилось, что воевода Минамото — Ёсинака быстро исчерпал оказанное ему гостеприимство. Его войска принялись захватывать земли и поместья, грабить горожан и портить то, что не могли украсть. Стали поговаривать, что даже Тайра, уж на что их не любили в народе, вели себя благороднее Минамото.
Мунэмори того и надо было.
— Пусть помучаются, неблагодарные, — бормотал он себе под нос. — Зато когда мы вернемся, будут молить о прощении. Никто о нас больше худого слова не скажет.
— Вы что-то говорили, повелитель?
— М-м… Не было ли вестей из Ити-но-тани?
— Последнее, что я слышал, — работа у них спорится, господин. По ту сторону пролива, к западу от Фукухары находился участок прибрежной земли, где крутые скалы подходят к самому морю. Мунэмори направил туда своих зодчих с наказом построить крепость и земляной вал. С их помощью Тайра смогли бы подчинить себе Западный морской путь, отрезая тем самым приморские земли от столицы и Канто. Находясь там, даже малая часть войск была бы способна сдерживать натиск Минамото, пока Тайра вновь не обретут поддержки в столице.
Дворец Ходзидзё
Ранним утром девятого дня одиннадцатой луны государь-инок Го-Сиракава сидел в приемном покое, благодушно озирая собрание. Царедворцы первого ранга, все в черном, явились обсудить предновогодние назначения и обязанности, которые следовало распределить меж оставшимися знатными семьями. «Наконец-то, — думал Го-Сиракава, — все идет как положено». Он чувствовал себя императором — тем, кем должен был быть с самого начала.
За последние месяцы Тайра удалось выиграть несколько мелких сражений вдоль Западного морского пути, а теперь они строили крепости и преграды, надеясь подчинить себе западные земли. Го-Сиракаве наконец удалось выставить грубияна Ёсинаку и его войско из столицы под предлогом угрозы Тайра. Пока Ёсинака сражался — с переменным успехом, — Го-Сиракава надеялся, что какая-нибудь меткая стрела Тайра избавит его от трудов.
В ту пору четырехлетний внук Го-Сиракавы, принц Го-Тоба — дитя одной из многочисленных дам Такакуры — был призван во дворец и назначен наследником трона, готовым занять его, чуть только Тайра признают, что Антоку лишился прав властвовать. Фактически страной правили два императора, хотя Го- Сиракава всячески уповал на недолговечность столь необычайного положения.
Сквозь щель в ставнях пробрался зимний сквозняк, потрепав Го-Сиракаву за рукав. Он даже не поежился. На мгновение ему показалось, будто в зале кто-то зло рассмеялся, но никто из сановников не улыбнулся, так что он счел это наваждением.
Однако через миг со стороны главных ворот Ходзидзё долетел звон буддийского гром-колокола. Кто- то пытался развеять злые силы или изгнать призрака. Вельможи в замешательстве обратили лица к Го-
