Она, видимо, уехала недалеко – миль за пятьдесят или что-то около того вверх по реке. Если бы она сбежала с кем-то, то, я уверена, она бы уехала дальше, ибо знала, что Клод, если сможет, выследит ее. Я, конечно, знала, что у Клода никогда не было таких намерений, ведь он благополучно избавился от нее, но сама она вряд ли видела дело в таком свете.
Мне казалось, что назначенное время никогда не наступит, а когда оно наступило, Клод и Селина были внизу в гостиной, и мне пришлось выскользнуть по задней лестнице и выйти из дома, воспользовавшись черным ходом.
Я поспешила к конюшне. На сей раз я даже не хотела, чтобы конюх узнал, что я выехала верхом, поэтому прокралась в помещение для хранения упряжи, выбрала попону и седло, вынесла их наружу и тащила до самого большого амбара. Оставив их там, вернулась за лошадью.
Двигаясь медленно, чтобы кобыла не производила слишком много шума, я отвела ее к амбару. Там оседлала и довольно долго вела кобылу, прежде чем села в седло и стегнула лошадь плеткой.
Езда в этой темноте не представлялась безопасным путешествием, и мне пришло в голову, что я пренебрегла всеми наставлениями Дэвида, Лаверна и других. Для меня было рискованно предпринимать в одиночестве столь дальнюю поездку. И вот я еду сквозь темноту, надеясь, что лошадь не оступится. Наконец я подумала, что все это могло бы быть западней. Возможно, письмо – мистификация, верный способ выманить меня из дома и достаточно далеко от него, чтобы легко от меня избавиться, никого не встревожив.
Я почувствовала холодок, пробежавший вверх и вниз по позвоночнику. Я безрассудна и своенравна, если иду на такое дело. Что из того, что Мари желает сохранить тайну; мне следовало сказать кому-нибудь о письме. Все же я по-прежнему ехала вперед, осознавая риск и в равной степени отдавая себе отчет в том, что должна на него идти.
Поездка была долгой, но не слишком утомительной – как только я оказалась на дороге. Она шла берегом реки, днем по ней много ездили, и поэтому она была хорошо укатанной. Я услышала сельскую повозку, заполненную шумными матросами речного парохода и тяжело двигавшуюся в моем направлении, так что я быстренько свернула с дороги, укрылась среди кипарисов на берегу и переждала, пока они проедут.
Теперь у меня было время подумать. Главным образом о письме и о Мари. С ее помощью я смогла бы найти для себя выход из этого тупика. Как только Клод узнает, что у него связаны руки, он не должен будет и далее разрушать карьеру Дэвида и противодействовать нашему бракосочетанию. Если я правильно догадалась, Мари не намерена легко поддаваться Клоду, может быть, никогда не поддастся. Ее возможности в противостоянии Клоду станут куда более надежными, если Уолтер заявит о своей неизменной любви к ней. Да и суд, предрасположенный к Клоду, не осмелится в такой ситуации вынести вердикт. Мои надежды все более и более крепли.
Возвращение Мари может даже устранить опасность, которая угрожает мне со времени приезда сюда. Я тщательно осмыслила каждое подозрение, какое пришло в голову, и закончила тем, что только один человек имеет мотив, который делал необходимой мою смерть.
У Клода таких причин нет. У его жены Селины – тоже. Я им нужна живая. Аугуста не кажется способной на какое-либо насилие. Лаверн на моей стороне, усиленно стараясь мне помочь, даже ценой противодействия Клоду и отказа от давнишней дружбы. Итак, остается Уолтер.
Уолтер не хотел жениться ни на мне, ни на ком другом. Он ждал возвращения Мари. Если его отец настаивал на женитьбе на мне, то для Уолтера должно было быть одно решение. Избавиться от меня. Если ему не удалось запугать меня так, чтобы я уехала, он мог меня убить. Он легко мог подложить эту сухую ветвь у места прыжка. Он достаточно силен для того, чтобы сбросить меня в реку и потом швырять тяжелые камни. Он странный молодой человек, подверженный приступам дурного настроения и капризам. Я стою на пути его желания вновь обрести Мари, следовательно, меня надо устранить. Таков его мотив – единственный, какой я могла придумать, и он указывал прямиком на Уолтера.
Я всем сердцем надеялась, что Мари будет меня ждать и мне удастся убедить ее вернуться к мужу. Я не только сделала бы его в высшей степени счастливым, но и положила бы конец тому злу, которое творил Клод из-за своего безумного намерения успеть подержать на руках внука до своей кончины.
На перекрестке было нечто вроде таверны или постоялого двора, я его тоже объехала стороной, сделав большой крюк. Я попыталась разглядеть циферблат часов на своем лацкане, но было слишком темно, чтобы различить стрелки. Я рассудила, что у меня есть еще по крайней мере полчаса до времени встречи. Теперь уже было недалеко. Мне доводилось слышать разговоры о кладбище пароходов, и хотя сама его никогда не видела, я приблизительно знала, где оно расположено.
Сюда свозили старые паровые суда, отжившие свой век. Это были остатки их, продырявленные корягами, другие с кормовыми частями, взлетевшими на воздух при взрыве котлов. Иные сгорели и не поддавались починке. Я ожидала найти их четыре-пять, гниющими в этом затоне реки, но, подъехав, увидела темные очертания двух десятков бесполезных останков, брошенных здесь разваливаться на части, что и было со многими из них.
Здесь не было огней, но палубы, рулевые рубки, кормы и выемки боковых колес легко различались на фоне ночного неба.
Привязав лошадь, я пошла к берегу этого полуболота, чтобы поглядеть с близкого расстояния. Тут были старые суда для очистки реки от коряг и топляков, разбитые теми самыми корягами, которые они искали, когда их постигла катастрофа. Тут были старинные килевые суда, предшественники более роскошных пароходов. Остатки плавучего театра тоже были здесь, наполовину погруженные в темную воду и ил. Все это окаймлялось толстыми кипарисами с гирляндами серого испанского мха.
Я искала речное судно с именем «Принц Максимилиан» на носу или написанным на выемке бокового колеса.
Разыскивая его, мне пришлось как можно ближе подойти к этому кладбищу судов, рискуя соскользнуть в воду, если окажусь слишком близко к берегу. Одно судно, которое казалось ровно стоящим в воде, находилось примерно в двадцати ярдах от берега. Оно выглядело сохранившимся лучше других. Мне не удалось рассмотреть никаких признаков названия на нем, но я сочла его своей наиболее вероятной целью.
Задержавшись, чтобы попытаться сообразить, как попасть на борт судна, я увидела мерцание желтого света на его палубе, словно кто-то держал фонарь закрытым и лишь на мгновение приоткрыл свет, чтобы указать мне направление.
У самого берега, прямо на мели, стояло одно из старинных килевых судов с широкой ровной палубой. На нее легко можно было ступить. Если пройти по ней, я, возможно, найду другую палубу, на которую перейду и так достигну судна, с которого на мгновение был показан световой сигнал.
