ходить, Люси вынула из сумочки шиллинг и протянула его Альберту:
— Вот возьми. Купи себе сладостей. Мэри съела все, что я принесла, и тебе ничего не досталось.
Альберт фыркнул.
— Нет уж, спасибо, ваше высочество, — сказал мальчик, распахивая перед дамами дверь. — Я не принимаю подаяния от Кендаллов.
Люси удивленно приподняла бровь.
— Хорошо! А об заклад на деньги ты можешь со мной побиться?
Люси быстро взяла яблоко из оставленной ею на столе корзинки и позвала Мэри. Девочка с радостью выбежала вслед за ней во двор.
— Мэри, — шепнула ей Люси, — поставь яблоко вон туда, на забор! — И она показала на каменную ограду, которой
было обнесено поле с озимым овсом. — Сделай это побыстрее и заработаешь шиллинг!
Девочка с готовностью выполнила просьбу Люси, и та дала ей монету, как обещала.
— Ты заработала шиллинг, — громко сказала она, бросив взгляд на мальчика. — А теперь, Альберт, я предлагаю пари. Можно, я на время возьму твою рогатку?
Люси кивнула на кожаный ремешок рогатки, торчавшей из кармана Альберта.
Мальчик измерил взглядом расстояние до цели и с сомнением хмыкнул:
— Вы не попадете в яблоко.
— Если я промахнусь, то ты получишь шиллинг. А если попаду…
Люси сделала паузу. Альберт презрительно фыркнул.
— Если я попаду, — повторила она, — то ты получишь полкроны.
Люси взяла рогатку и поискала на дорожке подходящий камень.
— По рукам? — спросила она, заряжая камушком рогатку.
Мальчик кивнул.
Мисс Осборн с интересом следила за этой сценой. По выражению ее лица было видно, что все происходящее кажется ей забавным.
Люси вдруг стало стыдно. Она чувствовала, что ведет себя неподобающим образом. Впрочем, от того, что она будет изображать из себя графиню, у Мэри и Альберта хлеба не прибавится.
Поймав на себе пристальный взгляд мисс Осборн, Люси пожала плечами и задорно улыбнулась. Прицелившись, она выпустила камень из рогатки и легко поразила цель. Яблоко разлетелось на кусочки.
Альберт открыл рот от изумления.
Достав полкроны из сумочки, Люси протянула монету мальчику и отдала ему рогатку.
— В следующий раз, Альберт, не будь таким гордым и принимай подаяние с чистой душой, — сказала она.
Мальчик растерянно заморгал.
— Альберт, поблагодари миледи, — шепнула ему мисс Осборн.
— У тебя проблемы.
Голос жены вернул Джереми к действительности. Он оторвал глаза от делового письма, которое писал, и удивленно посмотрел на Люси.
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что арендаторы ненавидят тебя.
Джереми откинулся на спинку стула. Если она хочет поговорить об этом, он доставит ей такое удовольствие.
— Я знаю.
— Я хотела сказать, что они ненавидят тебя по-настоящему. Они плюются, услышав имя Кендалл. Матери пугают им детей. «Не будешь слушаться, сюда придет лорд Кендалл и заберет тебя в сиротский дом», — говорят они. Люди презирают тебя.
— И ты называешь это проблемой?
— Конечно! А ты нет?
Джереми, вздохнув, отложил перо в сторону.
— Проблема — это то, что можно попытаться уладить. А ненависть арендаторов — это данность, с которой приходится мириться. Если хочешь знать, они ненавидят прежде всего моего отца, которого уже нет на этом свете. А меня просто не любят.
— Я сегодня посещала семьи арендаторов. Дети шарахаются от меня в страхе!
— Ты ездила в деревню? С кем?
— С мисс Осборн, дочерью доктора. Нас сопровождал также эскорт слуг… милорд.
В зеленых глазах Люси вспыхнул огонек недовольства. Джереми потер виски. Он знал, что рано или поздно ему придется столкнуться с этой проблемой.
— Послушай, Люси, сегодня утром…
Однако она нетерпеливо махнула рукой, не дослушав его.
— Я познакомилась сегодня с двумя детьми. Как выяснилось, они сироты. Их мать, судя по всему, умерла, а отца сослали в Австралию. Знаешь, какое преступление он совершил?
Джереми мог с большой долей вероятности предположить, что проступок был незначительным. Однако он промолчал.
— Он поймал в лесу какую-то жалкую куропатку, чтобы накормить больную жену и голодных детей, — не дождавшись ответа, сказала Люси. — И за это его приговорили к каторге на краю земли!
Джереми встал и, обойдя стол, остановился перед женой.
— Люси, мой отец был скор на расправу. Особенно строг он был с браконьерами. Это прискорбно, однако теперь ничего не исправишь.
— Но твой отец уже умер, — сказала Люси, снимая перчатки. — Теперь владельцем поместья являешься ты. Надеюсь, ты не будешь делать сиротами несчастных детей из-за каких-то куропаток? — Развязав ленту, Люси сняла шляпку и бросила ее на свободный стул. — Почему арендаторы боятся и ненавидят тебя? Почему они не понимают, что ты не такой, каким был твой отец? Что ты добрый, щедрый человек, не заслуживающий ненависти?
Джереми присел на краешек стола, чувствуя легкое головокружение. Он не мог спокойно видеть, как его жена медленно сбрасывает перед ним одежду. О, как было бы хорошо, если бы за перчатками, шляпкой и ротондой последовали ботинки, чулки, платье и нижнее белье!
Но это были всего лишь несбыточные мечты.
Слова Люси тронули его сердце. Значит, она считает его добрым, щедрым, достойным любви. Если так и дальше пойдет, то к завтрашнему утру Люси, пожалуй, сочинит в его честь хвалебную оду.
Джереми поразили ее слова «ты не такой, каким был твой отец». Откуда ей знать, был ли Джереми похож на отца или нет?
— Тебя так сильно волнует то, что думают обо мне арендаторы?
— Конечно! Если они ненавидят тебя, значит, ненавидят и меня!
Джереми грустно усмехнулся. Вот что, оказывается, стояло за ее излияниями! Люси в первую очередь пеклась о себе, о том, как она выглядит в глазах местных жителей.
— Мне жаль, Люси, но мнение, сложившееся обо мне у арендаторов, вряд ли скоро изменится, — сказал Джереми и подошел к окну. — Ты должна понять, что это не Уолтем. Там можно бросить горсть семян в землю и получить через несколько месяцев богатый урожаи. А здесь скудные почвы, каменистая земля, мало воды. В этом году не уродилась пшеница, а в прошлом — погибли посевы ячменя. Я пытаюсь сейчас исправить упущения отца — улучшаю почвы, ввожу систему севооборота, прокладываю оросительные каналы, осушаю участки земли там, где это требуется. Но во всех этих начинаниях мне нужна поддержка арендаторов, а они противятся переменам. Перемены требуют от них дополнительного физического труда. Люди боятся, что их усилия не окупятся. Поэтому я заявил им, что или они делают то, что требует от них управляющий, или я расторгаю заключенный с ними арендный договор.
Джереми повернулся и взглянул в глаза Люси.
— Теперь ты понимаешь, почему я здесь… непопулярен. В конце концов местные жители получат большие выгоды от изменений, которые я провожу, а пока… Пока они ненавидят меня. Бог им судья.
Скрестив руки на груди, Люси тяжело вздохнула.
— Они ненавидят нас, — сказала она и надула губки.
С каким наслаждением Джереми припал бы сейчас к ним! Но у него вдруг снова закружилась голова. Возможно, виной тому было оброненное Люси слово «нас».
Глава 21
— Так вот она какая, наша комната для завтрака, — раздался с порога голос Люси.
Джереми оторвал глаза от газеты и посмотрел на жену. Он был приятно удивлен тем, что она пришла сюда.
— Да, и теперь здесь мы будем завтракать, — сказал он. — Я рад, что ты наконец нашла сюда дорогу. Может быть, скоро дойдет очередь и до других комнат?
Люси улыбнулась:
— Надеюсь.
Она не собиралась вечно сидеть в своих покоях. Вчера Люси ездила в деревню, и хотя эта поездка вопреки ожиданиям оказалась не слишком удачной, ей понравилась роль графини. Люси не терпелось снова проявить себя в этом качестве.
Она взяла пирожное с блюда, стоявшего в буфете, и, обойдя комнату, остановилась перед портретом, висевшим над каминной полкой. Изображенный на нем джентльмен был очень похож на ее мужа. У него были широкие плечи и благородная осанка. Особенно хорошо художник передал пронзительный взгляд синих глаз. Он был знаком Люси. Однако волосы изображенного на портрете мужчины были каштановыми в отличие от иссиня-черных волос Джереми, а подбородок — округлым, а не квадратным.
— Как он похож на тебя! Кто это?
Джереми едва не выронил из рук кофейную чашку, услышав этот неожиданный вопрос.
— Мой брат.
Люси резко повернулась и бросила на мужа изумленный взгляд:
— У тебя есть брат?
— Был… Он умер еще в детстве.
Люси снова посмотрела на молодого человека, изображенного на портрете.
— Когда?
— Ему было одиннадцать, вернее, почти двенадцать лет, а мне в ту нору — только восемь.
— Но на портрете изображен молодой человек, а не мальчик одиннадцати лет.
— Да, это так. Таково было желание нашей матери. Простим ей эти причуды. Она до конца своих дней оплакивала Томаса.
Джереми очистил яйцо от скорлупы и начал не спеша есть его специальной ложечкой. Люси не сводила с него внимательного взгляда, ожидая продолжения рассказа.
— Мама каждый год заказывала портреты Томаса. До самой своей смерти. На этих полотнах Томас становился все старше и старше. Он взрослел, и создавалась иллюзия, что он все еще жив.
Комок подступил к горлу Люси. Ей на мгновение стало трудно дышать. Однако Джереми, казалось, был совершенно