– Боюсь, что мое семейство не может себя показать так, как я надеялся, – сказал Генри. – Молли дуется, Кити ни слова не могла сказать по-французски, а сын и наследник залил скатерть чаем и ничего не может рассказать о своем первом семестре в Итоне, если не считать того, что он подружился с мальчиком по имени Браун, у которого нет никаких достоинств. Аделина, я сражен. Беру назад все, что рассказывал вам в Ницце.
Дети сидели, опустив глаза в тарелки. Они испытывали неловкость от новой манеры отца постоянно шутить и насмехаться. Почему он так разговаривает с этой Аделиной, которая все время смотрит на них критическим взглядом и которой не нравятся итальянские картины, висящие у них в столовой?
Через некоторое время дверь в столовую открылась, и вошла Лизет, на которую для этого случая надели белое платьице, а волосы повязали белыми бантами. Робкая девочка стеснялась. Она стояла у двери, засунув палец в рот.
– Ну же, беби, в чем дело? – обратилась к ней гостья. – Не бойся, я тебя не укушу.
Лизет посмотрела на Кити. В доме никто не называл ее «беби».
– Во время нашего чая ей всегда дают кусочек сахара, – сказала Молли. – Подойди к Молли, моя радость, она даст тебе сахарку.
Девочка, хромая, подошла к столу. Она видела, что гостья с любопытством разглядывает ее ногу в высоком башмачке.
– Ей необходимо делать специальные упражнения, – сказала Аделина, обращаясь к Генри. – Я знала одну особу, она была хромая от рождения, так вот эти упражнения сотворили настоящее чудо. Но их надо делать регулярно, по часу в день, под наблюдением врача. Я выясню, куда надо обратиться.
Лизет смотрела на незнакомку и ела свой сахар. Она понимала, что речь идет о ее ноге, и ей это было неприятно.
– А скоро эта тетя уйдет? – спросила она у Молли.
Все сделали вид, что не слышали. Молли наклонилась и прошептала что-то девочке на ушко.
Хэл по-прежнему сидел, уставившись в свою тарелку и думая о том, что отец, наверное, смотрит сейчас на Лизет со странным выражением сожаления, смешанного со стыдом, которое он не раз замечал на его лице. Хэл теперь уже знал, что если бы не родилась Лизет, мама не умерла бы. Но он не любил об этом думать. То, что у людей рождаются дети, это деликатная тема, в особенности когда дело касается твоих собственных родителей…
Гостья встала из-за стола, отодвинув свой стул.
– Ну что же, может быть, теперь осмотрим дом? – быстро проговорила она.
– Откуда вы хотите начать? – с улыбкой спросил Генри.
– Самое важное место в доме это кухня, – ответила она.
Молли нерешительно взглянула на отца.
– Мне кажется, они там еще не кончили пить чай, – сказала она. – В это время мы обычно не ходим вниз, чтобы не беспокоить прислугу. Боюсь, что миссис Лестер не понравится, если мы придем.
– Миссис Лестер придется с этим примириться, – сказал Генри. – Пойдемте, Аделина. С этого момента берите бразды правления в свои руки. Я отстраняюсь и предоставляю все вам. – Он засмеялся, словно это была отличная шутка. – Пока вы будете осматривать кухню, я засвидетельствую свое почтение мисс Фрост и няне и сообщу им наши новости, – добавил он.
Он побежал вверх по лестнице, насвистывая веселый мотив, а Молли вместе с гостьей пошли по коридору к двери, ведущей вниз на кухню и в гостиную для слуг. Хэл и Кити остались в столовой и сидели за столом, удивленно глядя друг на друга.
– Что, интересно, он имеет в виду? – спросила Кити. – Что за новости он собирается сообщить Фрости и няне?
– Не знаю, – отозвался Хэл. – Все это очень странно.
– Может быть, мы все поедем домой в Клонмиэр, а эта особа арендует наш дом и будет жить здесь? Поэтому ей и нужно все осмотреть и побывать на кухне. О, Хэл, это было бы просто замечательно! Как ты думаешь, это возможно?
– Может быть, – сказал Хэл. – Может быть. А что, если мы все поедем туда на Пасху? А Боулы откажутся от аренды, и дом снова будет наш?
Безумная надежда вспыхнула в сердцах этих двух детей. Кити побежала наверх вслед за отцом. Хэл направился в гостиную. Он достал из кармана миниатюру и снова стал ее рассматривать. Если они поедут домой в Клонмиэр, он сможет сравнить ее с оригиналом, который по-прежнему висит там. Как было глупо с его стороны опрокинуть эту дурацкую чашку и рассказывать про Брауна, с которым он и говорил-то всего один раз, когда они вместе гуляли в воскресенье. Может быть, если он подарит отцу миниатюру, это как-то компенсирует сегодняшние неудачи. Отец увидит, на что он способен, и, кроме того, это покажет, что он понимает отца, чувствует, как ему одиноко и тяжело без мамы.
Он решил сделать из этого секрет, положить миниатюру в такое место, где отец обнаружит ее случайно. Он подошел к письменному столу и написал на листке бумаги: «Папе от любящего сына. Хэл». Достав миниатюру из кармана, он завернул ее в этот листок и положил в ящик стола. Потом подошел к камину, сел в кресло и стал думать о том, как они поедут в Клонмиэр. Кити, наверное, права. Это объясняет всю ситуацию и то, что эта Аделина привезла с собой столько сундуков. Снова Клонмиэр, комната в башне, лошади, собаки, старый Тим, лес, залив, дядя Том и тетя Хариет. Все потечет по-прежнему, даже если мамы больше нет. У жизни опять появится смысл. Он будет кататься на лодке по заливу, охотиться на зайцев на острове Дун; будет рисовать Голодную Гору…
В комнату вошла Кити с таинственным видом и широко раскрытыми глазами.
– Фрости очень расстроена, – сообщила она. – Что папа мог ей сказать? А когда она пошла в комнату для гостей разговаривать с этой женщиной, губы у нее были поджаты – знаешь, как она их поджимает, когда волнуется или чем-то расстроена? Но ведь ей наверняка тоже захочется вернуться домой.
