стали подниматься по ступенькам. Гостья что-то быстро говорила отцу. Они, по-видимому, были хорошо знакомы друг с другом. Идя за ними следом, Хэл посмотрел на Кити и состроил гримасу. Он еще больше пожалел о том, что нельзя пить чай наверху в классной. Поднялась суета вокруг багажа, отдавались быстрые распоряжения. Гостья указывала на чемоданы, которые следовало отнести наверх.
– Остальное можно сложить в кладовой, – говорила она. – Эти два больших сундука мне не понадобятся, там только летние вещи.
Горничная, вся красная от обилия сыпавшихся на нее распоряжений, наклонилась над портпледом, в котором были зонтики и трости.
– Я вам все покажу после чая, – сказал Генри, – и если вам что-нибудь не понравится, мы переделаем. Ну как, дети, вы будете пить чай наверху?
– Нет, – быстро ответила Молли, – мы будем в столовой, вместе с вами. Из серебряного чайника.
Генри засмеялся, обернувшись к гостье.
– Торжественная встреча, все, как полагается. Ну, идемте за стол.
Гостья окинула критическим взглядом картины на стенах.
– Вы мне не говорили, что вам нравятся ранние итальянцы, – сказала она. – Все эти скучные мадонны. Я их не переношу. У них у всех такой вид, что невольно хочется их как следует накормить и заставить прогуляться, чтобы они немного оживились.
Генри рассмеялся. Он, похоже, смеялся всему, что говорила гостья. И, к великому изумлению детей, она направилась к хозяйскому месту на торце стола, возле которого стоял серебряный чайник и которое прежде всегда занимала Молли.
Молли залилась краской, а Хэл отвернулся, ему было невыносимо смотреть, как расстроилась сестра. Он знал, как она предвкушала этот момент – разливать чай в качестве хозяйки дома. Он сел на свое место и, опустив глаза, уставился в тарелку. Отец, по-видимому, ничего такого не заметил, а гостья начала спокойно разливать чай.
– Ну-с, что вы тут без меня поделывали? – спросил Генри. – Французский, немецкий, музыка, танц- классы – все как обычно? Вы не можете себе представить, Аделина, сколько денег я трачу на воспитание этих девиц.
– Будем надеяться, что они извлекут из этого пользу, – отозвалась гостья и, обернувшись к Кити, задала ей какой-то вопрос по-французски.
Теперь настала очередь Кити смущаться. Она бросила умоляющий взгляд в сторону Молли.
– Простите, я не понимаю.
Гостья рассмеялась.
– Вы, кажется, говорили мне, что они свободно владеют языком, – обратилась она к Генри. – Боюсь, что вы просто хвастались. Не передашь ли ты мне булочку, Хэл, или, может быть, ты собираешься съесть их все сам?
У нее были блестящие ярко-синие глаза, она улыбалась, показывая при этом очень белые зубы. Хэл пробормотал какие-то извинения и передал ей через стол тарелку.
– Мечтает, как всегда, – заметил отец. – Я объясню вам, в чем дело. Мальчик изучает ваше лицо, с тем чтобы нарисовать потом ваш портрет. Я ведь вам говорил, что он наш семейный художник.
Хэл чувствовал, как лицо его заливает краска. Вот оно, то, чего он боялся. Нужно разговаривать, отвечать на докучные вопросы.
– У меня был брат, – сказала гостья, – который в детстве занимался рисованием, но как только попал в школу, все это было забыто. Ведь в Итоне у тебя, наверное, совсем не остается свободного времени, Хэл, верно?
– Нет, остается, – сказала Кити. – Он нарисовал две очень красивые картинки для Молли и для меня, и еще одну специально для папы.
– Неужели? – удивился Генри. – Ну же, Хэл, что это за картина?
– Да ничего особенного, – отвечал Хэл. – Она не слишком-то хороша, боюсь, что вам она не понравится.
От волнения он толкнул свою чашку, и чай пролился на стол, растекаясь по белой скатерти.
– Тарелку, Молли, и побыстрее, – сказала гостья, – а то испортится полировка. Позови горничную, пусть принесет тряпку. Фу, какая неприятность. Если ты собираешься стать художником, Хэл, у тебя должна быть более твердая и уверенная рука. – Хэл неловко встал со своего места, не зная, что делать, испытывая острую ненависть к ней и проклиная собственную неловкость.
– Ну ладно, садись, – раздраженно велел ему отец. – Не стой тут, раскрыв рот, как баран в аптеке. Расскажи мне лучше о школе. С кем ты там дружишь?
– У меня нет друзей, – в отчаянии отвечал Хэл.
– Полно, что ты говоришь, – сказал Генри. – Есть же у вас мальчики, с которыми ты познакомился.
В конце концов Хэл признался, что ему нравится один мальчик по фамилии Браун.
– Браун? Какой это Браун? В мое время в Итоне не было никого с такой фамилией. Чем он занимается? В какой команде играет?
– Я не знаю. По-моему, он вообще не занимается спортом.
– Нечего сказать, интересный, должно быть, молодой человек, – заметил Генри. – Ну, расскажи что- нибудь еще.
Гостья смеялась и подмигивала Генри со своего конца стола. Хэл сжал кулаки, вонзив ногти в ладони. Бесполезно. Он больше не будет отвечать ни на какие вопросы.
