фермерского дома играли двое детей, но они не видели меня, и я, осмелев, прошел дальше, пересек большую поляну, где паслись коровы, и вошел в дальний амбар с высокой крышей.
Сейчас тут хранилось зерно, и, скорей всего, именно в этом качестве он использовался на протяжении многих веков, но шесть столетий назад здесь, возможно, находились столовая и другие жилые комнаты, а длинный, низкий амбар напротив, наверное, возник на месте часовни. Само имение, вероятно, было огромным: его площадь значительно превышала ту, которую занимали ямы и бугры недалеко от Граттена, где когда-то стоял дом Шампернунов. И я вдруг понял, что Джоанна, которая родилась и выросла в Бодругане, в этом обширном поместье, выйдя замуж за Генри Шампернуна, конечно же, считала себя обделенной, променяв эту богатую усадьбу на скромный дом у Тризмиллского ручья.
Я вышел из амбара и пошел вдоль низкой каменной стены, окружавшей всю ферму, затем направился к противоположному склону холма: перед моим взором вновь открылось море. Здесь в верхней части поля был насыпной холм — видимо, когда-то в этом месте стояла сторожевая башня или аванпост, охраняющий подступы к заливу. Интересно, часто ли Отто приезжал сюда и смотрел с этой башни на Черный мыс, на отлогие скалы вдалеке, спускавшиеся к Тайуордретскому заливу и извивающемуся морскому рукаву с его узкими щупальцами, один из которых бежал через долину Лампетоу, второй — к стенам монастыря, третий — к Тризмиллу и поместью Шампернунов. Он мог все это видеть в ясный день, а, возможно, даже и горбатый домик в Килмарте, и небольшую рощицу позади него.
Как было бы здорово, если бы именно сейчас фляжка оказалась в моем кармане, и можно было бы увидеть Отто, стоящего, чуть подавшись вперед, на круглой башне, а внизу, в той закрытой со всех сторон бухте, где сейчас мальчики ловят рыбу, — его корабль на рейде, готовый поднять паруса. Или перенестись в еще более отдаленные времена, увидеть, как он, молодой и бесшабашный, уезжал из родных мест, чтобы принять участие в мятеже против Эдуарда II в 1322 году, за что позднее, когда мятеж, провалился, его оштрафовали на тысячу марок. Сторонник обреченного дела, любитель запретного плода — интересно, как часто он тайком пересекал залив, оставляя свою бесцветную жену Маргарет, сестру Генри Шампернуна, в уютном и надежном бодругановском доме или в их другом поместье, Трилаун, на которое Шампернуны, по- видимому, тоже имели какие-то права.
Я спустился обратно к пляжу, изнывая от жары и непонятной усталости. Странно, но сейчас мне было особенно тяжело общаться со своей семьей — даже тяжелее, чем после возвращения из путешествия в другой мир. Я чувствовал мучительное неудовлетворение, опустошенность, но самым странным было предчувствие надвигающейся опасности. Мне мало было просто воображать. Я жаждал живых впечатлений, которые у меня отняли и которые я мог бы получить, имей я при себе заветную фляжку, надежно запертую в бывшей прачечной в Килмарте. Я мог бы увидеть, что же произошло там, в уже знакомом доме на берегу, или здесь, в усадьбе, а теперь мне никогда этого не узнать, и я был в полном отчаянии.
Коров на пляже уже не было. Мальчики вернулись на судно, и, сидя в кокпите, пили чай; их плавки сушились на мачте. Вита стояла на носу и фотографировала. Все прекрасно, все счастливы, и только я был здесь лишним.
Под брюками на мне были плавки, и, сбросив одежду, я вошел в море. После прогулки вода обдала меня холодом, на ее поверхности плавали водоросли, похожие на волосы утопившейся Офелии. Я лег на спину и стал смотреть в небо, меня все еще переполняло невероятное чувство тоски, почти обреченности. Мне нужно было собраться с силами, чтобы суметь отвечать на приветствия семьи, участвовать в общей беседе, улыбаться и шутить.
Том увидел меня и отправился на лодке к берегу, чтобы забрать мою одежду. Я подплыл к судну и даже умудрился с помощью каната и заботливых рук Виты забраться на борт.
— Посмотри, три сайды! — закричал Микки. — Мама говорит, что приготовит их на ужин. И еще мы нашли много ракушек.
Вита подошла ко мне и протянула кружку с остатками чая из термоса.
— Ну, наконец-то, вернулся, — сказала она. — Далеко ходил?
— Нет, — ответил я. — Только прошел через поле. Там раньше было что-то вроде замка, но ничего не сохранилось.
— Зря ты не остался на борту, — сказала она. — Здесь купаться — одно удовольствие. Держи полотенце, вытрись хорошенько — ты весь дрожишь. Еще простудишься! Разве можно бросаться в холодную воду, после того как вспотел?
Микки сунул мне в руку влажный пирожок, на вкус напоминавший вату, и я запил его чуть теплым чаем. Затем на борт влез Том с моей одеждой в руках, и вскоре, подняв якорь, мы отправились в обратный путь, причем шкипер Том, конечно, занял место у румпеля. Я надел шерстяной джемпер и пошел на нос парусника, где ко мне вскоре присоединилась Вита.
Небольшое волнение на середине залива быстро прогнало ее в кокпит, где она устроилась, завернувшись в штормовку Тома, а я стоял и смотрел вперед на видневшийся вдали Килмарт, обрамленный зеленой кроной деревьев. В те далекие времена, приближаясь к берегу, Бодруган, вероятно, видел все это гораздо лучше, поскольку входил на корабле прямо в морской рукав, который тогда покрывал своими водами пески Пара, а Роджер, если он наблюдал за ним со своего поля, мог дать ему сигнал, что все в порядке. Интересно, кто больше проявлял нетерпения — Бодруган, когда огибал на судне высокий мыс при входе в морской рукав, зная, что возлюбленная ждет его одна в пустом доме за низкой каменной стеной, или Изольда, когда видела мачту и потом темный парус, раздуваемый ветром. Солнце уже светило в корму, и мы, пройдя буек Канниса, взяли курс на Фауи. К великому восторгу мальчиков в гавань мы вошли как раз в тот момент, когда большой сухогруз, с белоснежными горами каолина на борту, в сопровождении двух буксиров покидал ее, направляясь в открытое море.
— А завтра мы поедем туда опять? — закричали они, когда я расплачивался с Томом и благодарил его за прогулку.
— Посмотрим, — произнес я неизменную фразу взрослых, которая должна приводить детей просто в ярость. На что посмотрим? — могли бы спросить они. Посмотрим, будет ли у взрослых хорошее настроение, будет ли царить гармония в их взрослом мире? Удачный или неудачный ждет мальчиков день, всецело зависело от того, насколько долго продержится перемирие между их матерью и мною.
Моей главной задачей, когда мы вернулись в Килмарт, было опередить Магнуса и позвонить ему первым, прежде чем он успеет это сделать сам, а он должен был это сделать, чтобы узнать, как я провел воскресенье. Я слонялся по библиотеке, дожидаясь удобного момента, но туда пришли мальчики и включили телевизор, так что я вынужден был подняться в спальню. Вита была в кухне, готовила ужин. Сейчас или никогда. Я набрал его номер, и он сразу же ответил.
— Послушай, — сказал я быстро. — Я не могу долго разговаривать. Случилось самое худшее. В субботу утром неожиданно приехала Вита с ребятами. Они поймали меня что называется en fragrant delit.[10] Ты меня понимаешь? А тут еще твоя телеграмма! Вита ее распечатала. С тех пор обстановка, мягко говоря, довольно сложная.
— О Боже… — простонал Магнус тоном престарелой незамужней тетушки, столкнувшейся с незначительными домашними неприятностями.
— Не «О Боже», а настоящий ад кромешный! — взорвался я. — И это конец, тупик — я имею в виду путешествия. Ты что, сам не понимаешь?
— Спокойно, дружище, спокойно. Так говоришь, она приехала и застала тебя в процессе?..
— Нет, я как раз только вернулся. В семь утра. Теперь все пути отрезаны.
— Узнал что-нибудь важное?
— Не знаю, что ты называешь важным, — сказал я. — Речь шла о готовящемся мятеже против короля. Там был Бодруган и, само собой, Роджер. Я тебе обо всем подробно напишу завтра, и о воскресном путешествии тоже.
— Значит, ты все же рискнул, несмотря на семейство? Потрясающе.
— Только потому, что они пошли в церковь, и мне удалось улизнуть в Граттен. Да, Магнус, существует еще одна проблема — проблема времени. Я никак не могу понять, что происходит. Казалось, что само путешествие длилось полчаса, ну сорок минут от силы, а на самом деле я «выключился» часа на два с половиной.
— Какую дозу ты принял?
— Такую же, как и в пятницу ночью — на несколько капель больше, чем во время первых двух или
