Мускулы на лице жертвы напряглись.
– Музыка помогает расслабиться.
– На меня она бы не подействовала, – вздохнула Карла. – Разве что дуэт. В нем есть нечто стимулирующее. Вы не пробовали дуэты, синьора?
На сей раз подтекст уже не вызывал никаких сомнений. В воскресенье вечером, когда мы трое – Альдо, синьора Бутали и я – при свечах сидели за обеденным столом, подобное замечание было бы воспринято как некий вызов в любовной игре, в которой все мы были заняты. Синьора бы улыбнулась и парировала этот вопрос как-нибудь не менее легкомысленно. Но не сегодня.
Теперь то был выпад, имеющий целью проверить слабость защиты.
– Нет, синьорина, – ответила она. – Такие занятия я оставляю детям.
Мои ученики занимаются, чтобы стать преподавателями.
Карла улыбнулась. Я чувствовал, что она собирается с силами для смертельного удара. Настало время мне вмешаться. Но прежде чем я успел это сделать, стук двери возвестил о чьем-то прибытии. Из холла послышался торопливый шепот Джакопо, возглас упрека – моего брата, затем наступила зловещая тишина. Синьора Бутали побледнела. Карла Распа инстинктивно загасила сигарету. Дверь открылась, и в комнату вошел Альдо.
– Я чрезвычайно польщен, – сказал мой брат, и интонация его голоса предупреждала посетителей, что он не ждал никого из них. – Надеюсь, Джакопо о вас позаботился, или вы уже позавтракали? – Не дожидаясь ответа, он пересек комнату и поцеловал руку синьоры. – Синьора, – сказал он, – я как раз направлялся к вашему дому, но увидел здесь незнакомую машину и зашел узнать, в чем дело.
– Это моя машина, – объявила Карла Распа. – Точнее, я ее одолжила.
Армино у меня завтракал, и я подвезла его сюда.
– Как вы заботливы, синьорина, – ответил Альдо. – Холмы Руффано, должно быть, слишком круты для ног групповода. – Затем он в такой же бесстрастной манере обратился к жене ректора:
– Чем я могу быть вам полезен, синьора? – спросил он. – Полагаю, собрание, назначенное у ректора, не отменили?
Казалось, долгое ожидание и последовавшая за ним беседа выпили из синьоры все силы, всю энергию. Я вдруг понял, что по возвращении домой она не имела возможности связаться с Альдо по телефону иначе, как в присутствии мужа, и что это их первая встреча с тех пор, как они виделись в последний раз в воскресенье вечером. Она мучительно искала взглядом его глаза.
Написанное в нем страдание было слишком очевидно.
– Нет, – сказала она, – его не отменили. – Она пожала плечами, отважно ища слова, которые не дали бы Карле Распа пищу для университетских сплетен. – Я просто хотела проконсультироваться с вами, профессор, по одному пустяковому делу. Право, ничего серьезного. Возможно, как-нибудь в другой раз.
То была жалкая ложь. Будь ее дело действительно пустяковым, она не стала бы так долго ждать. Альдо посмотрел на меня. Наверное, он недоумевал, почему я в ту же секунду, как увидел синьору Бутали под его крышей, благоразумно не удалился и не увел свою спутницу.
– Я уверен, что вы извините меня, синьорина, – сказал он, глядя мимо меня на причину всего этого смятения. – Бео, позаботься, пожалуйста, о ликерах и сигаретах. Синьора, прошу прощения… Не угодно ли вам пройти вот сюда?
Жестом он указал на холл и столовую за ним. Синьора Бутали вышла, и Альдо закрыл за собой дверь. Я подошел к подносу с напитками и налил Карле Распа ликера, которого она не заслуживала.
– Вы вели себя отвратительно, – сказал я ей. – Теперь вы никогда не получите приглашения в дом Бутали.
Она выпила ликер и протянула бокал за добавкой.
– Как Донати вас назвал? – спросила она, и в глазах ее зажглось любопытство.
– Бео, – ответил я. – Сокращенное от Беато, благословенный.
Ее глаза еще больше расширились.
– Как трогательно, – прошептала она. Затем, указав рукой в сторону столовой, куда предположительно ушли Альдо и синьора Бутали, добавила:
– А благородная дама знает?
– Что знает?
– Про вас с Донати?
В меня вселился сам дьявол. Дело приняло такой оборот, что мне уже на все было наплевать.
– О да, – сказал я. – Мы действовали в открытую. Но только для нее.
– Вы меня изумляете, – сказала Карла Распа. Она была так взволнована, что вскочила и пролила часть ликера. Я промокнул лужицу носовым платком. – Но она без ума от него, это ясно младенцу. Это вопиет к небесам. И она не возражает?
– Нет, – ответил я. – Чего ради?
– Такая женщина? Жаждущая быть одной-единственной? Мой дорогой Армино!
Разве что… – В ее голове роился целый мир возможностей. Самые разнообразные образы пролетали перед ее глазами. – Ливия Бутали, Донати и вы. Это невозможно…
У нее закружилась голова. Я забрал у нее стакан и поставил его на поднос.
– Теперь вы уйдете? – взмолился я.
