Фернан поспешил подбежать к фонарю и прочел письмо, оно, впрочем, было очень коротко.
«Мой друг!
Вы уже почти поправились и потому в состоянии возвратиться домой, где вас так нетерпеливо ждет ваша жена, которая вас так любит.
Прощайте и не выходите больше на дуэль.
Прощайте, не сердитесь на меня и скажите самому себе, что видели все это во сне.
В нашей жизни, право, нет ничего лучше снов».
Фернан глубоко вздохнул и слегка вскрикнул.
— Я должен увидеть ее, — прошептал он, — хотя бы для этого пришлось перевернуть весь Париж.
На следующий день после того, как Фернан был выпровожен из маленького отеля Тюркуазы, часов в двенадцать ночи в квартире Рокамболя сидел сэр Вильямс.
Виконт курил сигару, а сэр Вильямс кушал прекрасный пирог, вознаграждая себя им за ту постную пищу, которой он довольствовался в отеле графа де Кергаца.
— Дядя, — заметил Рокамболь, — мы не видались уже три дня, и теперь, вероятно, есть уже что-нибудь новенькое.
— Вероятно, племянник.
— — Пока вы будете ужинать, я прочитаю вам наши записки.
Сэр Вильямс молча кивнул головой.
Рокамболь встал, взял туго набитый картон и развернул его, устроив из своих коленей что-то вроде стола. «
— Посмотрим, — пробормотал капитан, продолжая ужинать.
— Начинаю с отчета Шерубена.
— Это самый важный.
Все члены общества червонных валетов писали постоянно свои донесения Рокамболю.
Рокамболь начал читать.
Из отчета было видно, что Шерубен уже успел заинтересовать маркизу.
— Ох, — заметил Рокамболь, — пять миллионов этой индийской барыни достаются нам не легко.
— Но до них все-таки доберутся.
— Маркиза — чистая крепость из добродетели.
— Да, — согласился сэр Вильямс.
Рокамболь перебрал опять бумаги и продолжал читать.
— Записка о Маласси.
— Эта записка писана Вантюром, — заметил он, — а для управляющего и лакея Маласси он довольно ловок.
— Читай, — заметил сэр Вильямс. Рокамболь перевернул листок и стал читать:
«Маласси вернулась ночью с бала. Вскоре она услышала шаги и предположила, что это герцог де Шато-Мальи, но ожидания ее не оправдались, так как вместо него к ней вошел шестой червонный валет. Она слабо вскрикнула, между тем как дверь ее комнаты заперлась и в ней воцарилось глубокое молчание.
Неизвестно, что произошло в ее комнате, но г. Шампи ушел перед самым рассветом и с тех пор не приходил больше к ней.
Госпожа Маласси стала выходить ежедневно из дом в два часа и возвращаться к себе только в четыре.
В четверг, в семь часов утра, пришел к ней сам герцог, судя по его встревоженному лицу и беспорядку в одежде, можно было предположить, что он не ложился спать всю ночь.
При виде его Маласси тоже побледнела и не смогла скрыть своего волнения. Впрочем, она имела достаточно характера и силы воли, чтобы не выдать себя перед ним, и отлично разыгрывала свою роль.
Герцог бросился перед ней на колени и страстно умолял ее, это продолжалось довольно долго, и, наконец, она уступила под условием, чтобы свадьба их была самая скромная, и притом ночью, и чтобы после свадьбы они тотчас же уехали в Италию.
В заключение всего этого я нахожу нужным заметить, что она потребовала также от герцога, чтобы он не был у нее до дня первого оглашения.
Жду приказаний».
— Недурно, — проворчал сэр Вильямс, — но только чересчур уже быстро, так, что его надо несколько придержать. Дело молодого графа де Шато-Мальи еще немного продвинулось вперед.
— Что нового от Фипар? — добавил он.
— Маленький рапорт, — ответил Рокамболь, — я его записал со слов моей маменьки, которая приходила ко мне сегодня вечером.
— Читай!
«Белокурая дамочка бывает аккуратно и ежедневно у отца Гарена, она сидит у него и шьет. Роллан тоже приходит ежедневно, под предлогом узнать о здоровье старичка, а на самом деле что-то долго просиживает с молоденькой дамой.
Уже два дня, как его голос что-то особенно дрожит, когда он спрашивает у меня, дома ли девица Евгения.
Вчера он явился раньше обыкновенного и в то время, когда маленькая дама еще не была у Гарена. Я сказала ему, что ее нет дома, он побледнел, но все-таки пошел наверх».
— Птица в сетях, — заметил опять сэр Вильямс и вынул из кармана маленький сверток бумаги.
Это было письмо Тюркуазы и заключало всего несколько строк:
«Любезный попечитель! Мне кажется, что бедную Вишню Роллан в самом непродолжительном времени постигнет глубокое несчастье. Ее сумасшедший супруг окончательно обезумел. Он готов ежеминутно броситься передо мной на колени и если и удерживается от этого, то только потому, что около нас находится постоянно мой отец Гарен.
Сэр Вильямс прочел еще раз это послание и, наконец, сжег его на свечке.
— Дядя, — заметил Рокамболь, — могу я вам задать один вопрос?
— Да.
— В Тюркуазу влюбились одновременно Фернан и Леон?
— Конечно.
— К чему же эта двойная игра? Можно ведь было просто найти двух женщин.
Сэр Вильямс пожал плечами.
— Решительно ты глупее, чем я предполагал, — сказал он.
— Но…
— Как, — продолжал сэр Вильямс, не обращая ни малейшего внимания на обиженный протест Рокамболя, — разве ты не предвидишь той минуты, когда оба эти человека дойдут до предела своей страсти?
— Что же тогда?
— Что? Тогда мы подготовим маленькую сцену: они встретятся и убьют друг друга, как какие-нибудь пьяные мясники.
— Славно! Славно! — вскрикнул в восторге Рокамболь и посмотрел на своего капитана с восхищением.
Сэр Вильямс предался размышлениям, которых Рокамболь не решился прервать.
Так прошло около десяти минут. Но вдруг англичанин поднял голову.
— По моему мнению, — начал сэр Вильямс, вдохновляясь, — сердце женщины бывает иногда очень загадочно, но, чтобы узнать его, бывает много данных.
— Так.
— Кто знает, может быть, она уже втайне любит Шерубена.
— Может быть.
— Но будучи добродетельной, она сама не хочет сознаться себе в этом, — следовательно, мы должны
