– При Наваррете, сир.
– Слушаю тебя.
Аженор рассказал о катастрофе, гибели армии и захвате в плен коннетабля, о том, как он сам спасся почти чудом благодаря Черному принцу.
– Мне необходимо выкупить Бертрана, – сказал Карл V, – если они пожелают назначить за него выкуп.
– Сир, выкуп уже назначен.
– Каков же он?
– Семьдесят тысяч золотых флоринов.
– И кто же назначил этот выкуп? – спросил король, испугавшись размера суммы.
– Сам коннетабль.
– Коннетабль?! По-моему, он слишком щедр.
– Вы полагаете, сир, что он переоценил себя?
– Если бы он оценил себя по достоинству, за все сокровища христианского мира мы не смогли бы вернуть его.
Но, отдав должное Бертрану, король погрузился в мрачные раздумья, смысл которых Аженор отлично понимал.
– Сир, – сразу же сказал он, – ваше величество может не затруднять себя выкупом коннетабля. Господин Бертран послал меня к своей жене, мадам Тифании Рагенэль, [174] у которой хранится сто тысяч экю коннетабля и которая внесет их за своего мужа.
– Как я рад, мой дорогой шевалье, – просияв, заметил Карл, – что он не только славный воин, но и мудрый казначей. Я бы в это не поверил. Сто тысяч экю!.. Ну и ну, да он богаче меня. Так пусть он ссудит мне эти семьдесят тысяч флоринов. Я ему быстро их верну… Но ты-то веришь, что у него есть эти деньга? А если у него их не осталось?
– Почему же, сир?
– Потому, что госпожа Тифания Рагенэль очень ревниво относится к славе своего мужа и ведет себя в родных краях как щедрая и богатая дама.
– Но сир, на тот случай, если у нее больше не осталось денег, добрый коннетабль дал мне другое поручение.
– Какое именно?
– Объехать всю Бретань, возглашая: «Коннетабль – пленник Черного принца, соберите за него выкуп, мужчины Бретани! А вы, женщины Бретани, прядите!»
– Ну что ж, – оживился король, – я дам тебе один из моих стягов и троих рыцарей, чтобы ты провозглашал этот клич по всей Франции! Но, – прибавил Карл V, – делай это лишь в самом крайнем случае. Возможно, что мы и здесь сможем поправить беду под Наваррете. Какое гнусное название. Это слово «Наварра» всегда приносит горе каждому французу.
– Это невозможно, сир, вскоре вы, вероятно, увидите здесь беглеца, короля Энрике де Трастамаре. Англичане станут трубить о победе во все гасконские трубы, а потом, наконец, эти несчастные, израненные, нищие бретонцы вернутся на родину, всем рассказывая о горькой своей участи.
– Да, это верно! Поезжай же, Молеон, и если ты увидишь коннетабля…
– Я увижу его.
– Передай, что ничего не потеряно, если он снова вернется ко мне.
– Сир, он мне велел сказать вам еще кое-что.
– Что же именно?
– Передай королю, шепнул он мне, что наш план осуществляется, что много французских крыс сдохло на испанской жаре, не сумев к ней привыкнуть.
– Храбрец Бертран; значит, он еще шутил в эту жуткую минуту?
– Он по-прежнему тверд, сир, и столь же прекрасен в поражении, сколь велик в победе.
Аженор простился с королем Карлом V, пожаловавшим ему триста ливров, – роскошный дар, который Аженор потратил на покупку двух добрых боевых коней, заплатив за каждого по пятьдесят ливров. Он дал десять ливров Мюзарону, который, придя в полный восторг и спрятав их в кожаный пояс, обновил свой гардероб на Суконной улице. На улице Оружейников Аженор также купил шлем новой конструкции – забрало в нем защелкивалось на пружину – и подарил его оруженосцу, голове которого не раз доставалось от сарацин.
Этот полезный и приятный подарок придал Мюзарону еще более бравый вид и вызвал у оруженосца умиленную гордость тем, что он служит настоящему дворянину.
Они двинулись в дорогу. Как прекрасна была Франция! Было так приятно чувствовать себя молодым, сильным, храбрым, любить, быть любимым, иметь в ленчике[175] седла сто пятьдесят ливров и носить новенький шлем, и поэтому Молеон полной грудью вдыхал свежий воздух, а Мюзарон подпрыгивал в седле, выпячивая грудь, словно жандарм; Молеон как будто хотел сказать: «Посмотрите на меня, я люблю самую красивую девушку Испании», а Мюзарон как бы говорил: «Я видел мавров, битву при Наваррете, и на голове у меня шлем за восемь ливров, купленный у Пуането, на улице Оружейников».
В таком радостном настроении прекрасно одетый Аженор подъехал к границе Бретани, где он попросил у владетельного сеньора Жана де Монфора разрешения нанести в его землях визит госпоже Рагенэль и
