Дампьер, граф де Ан; я женат на мадемуазель де Сегюр, родственнице министра, носящего эту фамилию, и племяннице господина д'Аллонвиля.
— Все эти фамилии мне известны, граф, — ответил король, — и я тронут проявлением вашей преданности.
Этот разговор вполголоса у двери кареты, после того как граф демонстративно оказывался на пути короля и отдавал ему воинские почести, означал по сути вызов толпе, что везла обратно в Париж желавшего бежать короля. Однако, если бы король ласково отказался от беседы с графом, г-н де Дампьер еще мог бы удалиться и скрыться.
Начало кортежа достигло границы города и приблизилось к спуску на Даммартен-ла-Планшетт.
При выезде из города г-н де Дампьер появился снова; он ехал вдоль дороги, держась по ту сторону кювета, за деревьями. Он старался не отставать от королевской кареты, беспрестанно подавая семейству короля какие-то знаки. Это, как легко догадаться, возбудило подозрения охраны; все сочли, что в разговоре у дверцы кареты речь шла о плане похищения короля; берлину окружили более плотным кольцом, а по шеренгам национальных гвардейцев передали приказ: «Смотри в оба!»
Тогда г-н де Дампьер опять попытался приблизиться к карете короля; на этот раз его встретил не только ропот недовольства, но и прямая угроза: на него были нацелены ружья, чтобы не дать ему продвинуться вперед. Эта столь дерзкая настойчивость графа вывела из себя самых спокойных гвардейцев. Поняв, что усилия его бесполезны, г-н де Дампьер решил напоследок бросить им вызов.
Проехав две трети склона, в месте, именуемом Гревьер, г-н де Дампьер снова воскликнул «Да здравствует король!» и выстрелил в воздух из ружья; потом, дав шпоры коню, он ускакал.
В полукилометре от дороги находился лес; все подумали, что там устроили засаду войска и выстрел служит для них сигналом.
Пять-шесть всадников бросились в погоню за г-ном де Дампьером. Почти одновременно раздалось несколько выстрелов, но пули не задели г-на де Дампьера: он быстро несся вперед, в знак своего торжества размахивая ружьем.
Вместе с другими я побежал вперед за графом, но не для того, чтобы преследовать г-на де Дампьера, — слава Богу, мне и в голову не могла прийти подобная мысль! — а наоборот, чтобы помочь ему, если в том возникнет надобность.
Господин де Дампьер проскакал уже шагов пятьсот, когда его лошадь, перепрыгнув через канаву, споткнулась. Однако с помощью поводьев и шпор он не дал ей упасть и галопом поскакал дальше. Ружье он выронил в канаву.
В эту секунду раздался одиночный выстрел… Стрелял крестьянин, сидевший верхом на гусарской лошади, которую он захватил вчера. Было заметно, что г-н де Дампьер ранен; он откинулся на круп коня, взвившегося на дыбы.
А через мгновение у маленького моста Святой Екатерины, на берегу канавы, вода которой текла под этим мостом, с быстротой молнии разыгралась чудовищная сцена (я сам наблюдал ее во всех подробностях, не будучи в состоянии ее предотвратить).
Выстреливший крестьянин — с ним было человек сорок — подъехал к графу де Ан, нанес ему удар саблей, выбив его из седла.
Потом я больше ничего не мог разглядеть и расслышал лишь десятка два выстрелов. Заметив облако дыма, я бросился к этому месту: г-на де Дампьера расстреляли в упор.
Я подоспел слишком поздно; даже если бы я прибежал раньше, то успел бы только погибнуть вместе с ним, но не спасти его. Тело графа было изрешечено пулями и исколото штыками; лицо — по нему били ногами — нельзя было узнать; часы в карманчике жилета расплющила пуля.
Больше здесь делать было нечего; взяв свое ружье на плечо, я со слезами на глазах побрел напрямик через поля, обливаясь потом, и присоединился к своей шеренге.
Королевская берлина уныло продолжала свой путь по тридцатиградусной жаре, по дороге, которая, словно прочерченная мелом линия, пересекает печальную часть Франции, называемую Сухой Шампанью.
XXXV. ИСПРАВЛЕНИЯ
Теперь, по-моему, недостаточно рассказывать о том, что я видел; как очевидцу, мне необходимо исправлять историю и опровергать историков.
Убийство г-на де Дампьера — по моему мнению, оно имело большое значение как начальная точка кровопролития и как проявление настроения людей в провинции — искажалось всеми историками. На сей раз мы не станем уличать г-на Тьера: об этом убийстве он даже не упоминает.
О нем говорит г-н Бертран де Мольвиль, но, как всегда, для того, чтобы исказить факты, обвиняя во всем несогласную с ним сторону. Господин Бертран де Мольвиль пишет следующее:
«Шевалье де Дампьер, безоружный, случайно оказался на шалонской дороге. Он хотел своим присутствием выразить королю чувства преданности и скорби; это желание, столь естественное и столь трогательное, стоило ему жизни».
Вы сами видите, что ошибки встречаются здесь в каждой строчке.
Шевалье де Дампьер, прежде всего, не был шевалье де Дампьером; его звали г-н Дю Валь де Дампьер, граф де Ан. На шалонской дороге он находился не случайно, ибо уже в девять утра приехал в Сент-Мену, чтобы приветствовать короля, когда тот будет проезжать через город. Он был в Сент-Мену не случайно, поскольку ждал короля и на углу Водопойной улицы, и на площади Променад, и на спуске в Даммартен-ла- Планшетт.
Изъявить свою преданность г-н де Дампьер желал не только своим присутствием, ибо провозглашал «Да здравствует король!» и дважды оказывал Людовику XVI воинские почести после того, как имел с ним разговор.
Он не был безоружным, потому что, кроме ружья — из него он выстрелил в воздух, а после уронил его в канаву, когда конь споткнулся, — в седельных кобурах нашли пистолеты.
Послушайте теперь г-на де Лакретеля. Его рассказ гораздо суровее обвиняет либералов.
«Этот благородный дворянин, будучи не в состоянии совладать с неодолимым желанием доказать королю, что осталось еще несколько преданных ему французов, — пишет г-н де Лакретель, — был изрешечен пулями в ту минуту, когда испрашивал милости поцеловать королю руку. Его кровь обрызгала карету».
Может быть, мизансцена и хороша, но в действительности все происходило иначе. Господин Дю Валь де Дампьер был убит почти в трехстах шагах от королевской кареты.
Вы, должно быть, полагаете, что нельзя дальше отдалиться от правды, чем это делает г-н де Лакретель? И ошибетесь. Есть еще аббат Жоржель, в своем роде второй отец Лорике. У него мы находим не просто ошибку, а чистую ложь.
Во-первых, у аббата Жоржеля, даже не давшего себе труда бросить взгляд на карту Франции, г-на де Дампьера убивают в самом Варение.
Во-вторых, убийство происходит на глазах депутатов Национального собрания, никогда не заезжавших дальше Пор-а-Бенсона, что лежит в двадцати льё от Варенна. Поэтому невозмутимость, которую сохраняют депутаты при виде подобного зрелища, приводит почтенного аббата к многозначительным политико- философическим рассуждениям.
«Вот до какой степени унижения заставили склониться головы августейших особ! — восклицает он. — На глазах Людовика XVI граф де Дампьер был заколот кинжалом в ту секунду, когда он с глазами, полными слез, подходил к королю. Тело достойного офицера бросили под копыта лошадей, но Барнав, не чувствуя ни малейшего волнения, велел кортежу двигаться дальше, свалив вину за это несчастье на неосторожность графа, который, вопреки запрету, упорно стремился прорваться сквозь охрану, чтобы приблизиться к карете короля, — воистину жестокая душа этого Барнава никогда не изменяет себе!»
Скоро, когда Барнав встретится с королем, мы увидим, какие доказательства «жестокости» своей души явит молодой трибун.
Впрочем, даже Мишле, выдающийся человек и основательный историк, впадает в ошибку. Вот его рассказ, как всегда яркий, вдохновенный, живой, но в главном не соответствующий истине:
«При возвращении из Варенна был убит один человек, кавалер ордена Святого Людовика; он, словно святой Георгий, оседлав коня, отважно гарцевал у дверцы кареты посреди пеших гвардейцев и, отдавая
