— Сельский кюре, которого мы повстречали сегодня утром. Однако, милая Эдмея, мне кажется, что мы уделяем слишком много внимания другим. Не пора ли поговорить о нас?
— Я придерживаюсь такого же мнения.
— Что ты решила относительно нашего будущего?
— Я придумала очень простой выход: каждый год я буду принимать морские ванны по предписанию своего лечащего врача.
— О, любовь моя! Только пожалуйста не в Дьепе или Трувиле — туда съезжается весь Париж.
— Кто вам говорит о Дьепе или Трувиле, сударь? И главное, почему вы полагаете, что кто-то любит толпу, в то время как вы ее не выносите? Я не была бы нормандкой, если бы не знала на побережье, между Онфлёром и Шербуром, какого-нибудь затерянного пустынного уголка, где мы можем уединиться, не опасаясь чужих глаз.
— Как же называется это райское место? Ведь я тоже неплохо знаю здешние окрестности.
— Что вы скажете о Курсёле?
— Это в «Адском огне» у мамаши Жерве?
— О, берегитесь, дорогой Макс!
— Почему?
— Вы слишком много знаете и, очевидно, вас знают слишком многие.
— Я бывал в Курсёле всего лишь раз с одним приятелем, устроившим морскую прогулку на своем небольшом бриге. Мы приплыли туда из Гавра, и я провел в гостинице мамаши Жерве только ночь и день. Можно будет ей сказать, что я ваш брат или кузен, по вашему усмотрению.
— Вы будете моим другом, Макс. Я возьму с собой старушку Жозефину, и все приличия будут соблюдены… Кроме того, разве мы не ясновидящие?
С этими словами Эдмея протянула мне руку.
— Когда же мы приступим к исполнению столь прекрасно задуманного плана? — спросил я.
— Когда вам будет угодно, друг мой.
— Как можно скорее.
— Я столько страдала за свою жизнь, что страстно жажду счастья, — отвечала графиня, — вот только…
— Что?
— Если бы аббат Морен оставался здесь, мы бы не стали о нем думать, но, раз он уезжает, давайте дождемся его отъезда.
— А где ждать мне?
— В Берне, если пожелаете. Разве вы не знаете, что я нуждаюсь в вашем присутствии не меньше, чем вы в моем? И все же было бы лучше…
— Посмотрим, что было бы лучше.
— Лучше было бы подождать, пока он уедет, в другом месте.
— Если вам угодно, я сегодня же вернусь в Рёйи.
— Неужели у вас хватит духа?
— Это будет зависеть от того, как легко вы меня отпустите.
Эдмея прижала меня к груди и воскликнула:
— До чего же я люблю тебя! Как я могла прожить без тебя целых двадцать лет!
— Не надо ли по дороге в Курсёль переплыть Гибралтарский пролив? После таких слов я готов совершить кругосветное путешествие!
— Не стоит. Надо просто вернуться в Эврё сегодня вечером. Как только наш злой дух удалится, сама я отправлюсь в Кан. В Кане я пересяду в наемный экипаж и доберусь до Курсёля через Ла-Деливранду. До сих пор вам приходилось ждать меня. Доставьте и мне хоть раз такую радость, сударь. Я приеду раньше и буду ждать нашей встречи в Курсёле. Увидев вас издалека, я буду махать вам рукой.
— О, милая Эдмея!
— Когда Грасьен принесет вам мою записку и вы узнаете, что я уехала, можете тоже отправляться в путь.
— Как и по какой дороге?
— Поезжайте сначала в Берне, а оттуда — в Вилье. Там вы сядете в лодку и приплывете в Курсёль морем — в этом случае я смогу увидеть вас с еще большего расстояния.
— А если вы ошибетесь и примете чужую лодку за мою, а кого-то другого за меня?
— Друг мой, неужели вы забыли о моем ясновидении?
— Верно, я проявляю к нему неблагодарность.
Сжав руку Эдмеи, я тихо и робко спросил:
— Мы еще обратимся за советом к вашему внутреннему голосу?
— По какому поводу?
— По поводу опасности, которая вам грозит, ведь я должен предотвратить ее.
Эдмея вздрогнула.
— Да, но только позже. Давайте пока забудем об этом: мы сейчас так счастливы и еще не успели как следует насладиться своим счастьем.
— Значит, вы по-прежнему считаете, что ваша жизнь под угрозой? — спросил я с тревогой.
— Да, по-прежнему, — печально ответила графиня и тут же добавила с улыбкой: — Но раз вы рядом, вы, конечно, меня спасете!
— Не говорите такое, Эдмея, иначе я не буду отходить от вас ни на шаг.
— Что ж! В Курсёле мы не расстанемся ни на миг.
— Сколько времени мы там проведем?
— Друг мой, — произнесла Эдмея с бесконечной нежностью, — церковь, что виднеется в темноте, еще открыта. Однажды, войдя туда, вы увидели, как я молилась у ног Богоматери, где вечно горит лампада, а я почувствовала, что вы рядом. Пойдемте в это дважды святое место — я хочу дать вам еще одну клятву, и вы повторите ее вслед за мной.
— О да, пойдемте! — воскликнул я. — А как же священник?
— В каком смысле?
— А вдруг мы его там встретим?
Графиня горько улыбнулась:
— Не беспокойтесь: этот человек ходит в церковь только по долгу службы.
Выйдя из сада, мы прошли через кладбище и ступили на паперть. В тот же миг раздался медленный и торжественный бой часов. Я остановился, считая удары, и прижал Эдмею к груди. Часы пробили десять раз.
— Это священный миг, — заметил я с улыбкой, — совсем недавно я отсчитывал часы в Жювиньи по звукам благовеста и поцелуям, которыми осыпал твой лоб, а сейчас я узнаю время по ударам наших сердец, бьющихся в одном ритме.
Когда часы смолкли, Эдмея сказала:
— Теперь можно входить.
Друг мой, Вы не представляете, до чего величественной показалась мне эта маленькая романская церковь XIII века при свете единственной лампады, которая мерцала перед статуей Пресвятой Девы и окружала золотым ореолом ее, а также лежащие вокруг приношения. Я опустил луидор в кружку для бедных.
— Сделайте пожертвование за меня, Макс, — попросила Эдмея.
Услышав звон золотых монет, она добавила:
— Я боюсь, как бы ваше щедрое подаяние не выдало нас, друг мой. К счастью, кружку откроют только в субботу вечером, а сегодня — вторник. К тому времени аббат Морен уже уедет.
Затем она смочила палец в кропильнице и побрызгала на меня святой водой.
Не касаясь друг друга, мы молча направились к освященному пьедесталу.
Подойдя к статуе, графиня встала на колени и шепотом прочла короткую молитву.
Затем она встала и проговорила тихим и проникновенным тоном:
— Пресвятая Матерь Божья, я прошу тебя выслушать нерушимый обет, который я собираюсь
