продолжал Помпей, принимая опять важный вид.
– Можете.
– Так говорите.
– Доложите сейчас ее высочеству, что мой господин хочет говорить с нею.
– Теперь?
– Да, теперь.
– Никак нельзя!
– Вы думаете?
– Я в этом уверен!
– Так она не примет моего господина?
– Нет, не примет.
– По королевскому повелению, Помпей!.. Ступайте и скажите ей, Помпей!
– По королевскому повелению! – повторил Помпей. – Сейчас иду, бегу!
Помпей живо побежал с лестницы, его подстрекали уважение и страх, эти два рычага, могущие заставить бежать черепаху.
Каноль вошел в свою комнату. Касторин важно храпел, растянувшись в кресле.
Барон надел свое офицерское платье и ждал события, которое сам подготовил.
– Черт возьми, – сказал он сам себе, – если я плохо устраиваю дела Мазарини, то, мне кажется, порядочно устроил свои делишки.
Каноль напрасно ждал возвращения Помпея. Минут через десять, видя, что Помпей не идет и никто не является вместо него, барон решился идти сам.
Поэтому он разбудил Касторина, желчь которого успокоилась после часового отдыха, приказал ему быть готовым на всякий случай голосом, не допускавшим возражения, и пошел к комнатам молодой принцессы.
У дверей барон встретил лакея, который был очень не в духе, потому что звонок позвал его в ту самую минуту, как он воображал, что кончил дежурство и надеялся, подобно Касторину, вкусить сладкое отдохновение, необходимое после такого бурного и тяжелого дня.
– Что вам угодно, сударь? – спросил лакей, увидав барона Каноля.
– Хочу видеть ее высочество.
– Как! Теперь?
– Да, теперь.
– Но уж очень поздно.
– Что, ты рассуждаешь?
– Я так... – пробормотал лакей.
– Я не прошу, а хочу, – сказал Каноль повелительно.
– Вы хотите... Здесь приказывает только ее высочество принцесса.
– Король приказывает везде... Я здесь по королевскому повелению!
Лакей вздрогнул и опустил голову.
– Извините, сударь, – отвечал он со страхом, – я простой слуга. Стало быть, не смею отворить вам двери принцессы. Позвольте мне разбудить камергера.
– Так камергеры ложатся спать в Шантильи в одиннадцать часов?
– Весь день охотились, – прошептал лакей.
«Хорошо, – подумал Каноль, – им нужно время, чтобы одеть кого-нибудь камергером». Потом прибавил вслух:
– Ступай скорее. Я подожду.
Лакей побежал, поднял весь замок, где уже Помпей, напуганный дурною встречею, посеял невыразимый страх и трепет.
Оставшись один, Каноль начал прислушиваться и всматриваться.
По всем залам и коридорам забегали люди. При свете факелов вооруженные солдаты стали по углам лестниц, везде грозный шепот заменил прежнее молчание, которое за минуту прежде царствовало в замке.
Каноль вынул свисток и подошел к окну, из которого он мог видеть вершины деревьев, под которыми разместил свой отряд.
– Нет, – сказал он, – это поведет нас прямо к сражению, а этого мне вовсе не нужно. Лучше подождать, ведь меня могут только убить, а если я слишком потороплюсь, то могу погубить ее...
Каноль едва успел подумать, как дверь отворилась и явилось новое лицо.
– Принцессы нельзя видеть, – сказал этот человек так поспешно, что не успел даже поклониться Канолю, – она легла почивать и запретила входить в ее комнату.
– Кто вы? – спросил Каноль, осматривая странного господина с головы до ног. – Кто внушил вам дерзость не снимать шляпы, когда вы говорите с дворянином?
Концом палки Каноль сбил с него шляпу.
– Милостивый государь! – закричал незнакомец, гордо отступая на шаг.
– Я спрашиваю, кто вы? – повторил Каноль.
– Я... – отвечал незнакомец, – я, как вы видите по моему мундиру, капитан телохранителей принцессы...
Каноль улыбнулся.
Он успел уже оценить своего противника и догадался, что имеет дело с каким-нибудь дворянином или с каким-нибудь кухмистером, одетым в мундир, которого не успели или не могли застегнуть.
– Хорошо, господин капитан, – сказал Каноль, – поднимите вашу шляпу и отвечайте мне.
Капитан исполнил приказание Каноля как человек, изучивший известное превосходное правило: хочешь уметь повелевать – так умей повиноваться.
– Капитан телохранителей! – сказал Каноль. – Не худо! Прекрасное, видное место!
– Да, сударь, довольно хорошее, а еще что? – спросил подложный капитан.
– Не чваньтесь так, – сказал Каноль, – или на вас не останется ни одного галуна, что будет не совсем красиво.
– Но, наконец, позвольте узнать, кто вы сами? – спросил подложный капитан.
– Милостивый государь, я охотно последую вашему хорошему примеру и отвечу на ваш вопрос, как вы отвечали мне. Я капитан Навайльского полка и приехал сюда от имени короля посланным, мирным или неумолимым, и буду тем или другим, смотря по тому, будут или не будут повиноваться приказаниям его величества.
– Неумолимым! – вскричал незнакомец. – Неужели неумолимым?
– Самым неумолимым, уверяю вас.
– Даже с принцессой?
– Почему же не так? Ведь она тоже обязана повиноваться приказаниям короля.
– Милостивый государь, не думайте напугать нас, у меня пятьдесят вооруженных людей, они готовы отомстить за честь принцессы.
Каноль не хотел сказать ему, что его пятьдесят человек просто лакеи и поварята, достойные чести служить у такого начальника, а честь принцессы отправилась вместе с принцессой в Бордо. Он только отвечал с хладнокровием, которое гораздо страшнее угрозы и которое очень обыкновенно в людях отважных и привыкших к опасности:
– Если у вас пятьдесят человек, так у меня двести солдат, это авангард королевской армии. Не хотите ли открыто восстать против короля?
– Нет, нет, – отвечал подложный капитан с величайшим смущением. – Но прошу вас, скажите, что я уступаю только силе.
– Извольте, я, как товарищ ваш по ремеслу, должен сознаться в этом.
– Хорошо! Я поведу вас к вдовствующей принцессе, которая еще не почивает.
Каноль увидел, в какую страшную западню хотят поймать его, но он тотчас вырвался из нее с помощью своего полномочия.
– Мне приказано наблюдать не за вдовствующей принцессой, а за молодой.