– Разве вы не понимаете?
– Нет.
– Возле моя комната.
– И вы решитесь подслушивать?
– За занавесками, если вы позволите.
– Нанона!
– Позвольте мне остаться при вас, друг мой. Я верю в мою звезду, я принесу вам счастие.
– Однако же, Нанона, если парламентер...
– Что такое?
– Должен доверить мне государственную тайну.
– Разве вы не можете доверить государственную тайну той, которая доверила вам свою жизнь и свои сокровища?
– Пожалуй, подслушайте нас, Нанона, если вам непременно так хочется, но не удерживайте меня долее, парламентер ждет.
– Ступайте, Каноль, ступайте, позвольте только поблагодарить вас за снисхождение.
Она хотела поцеловать его руку.
– Как можно! – вскричал Каноль, прижимая ее к груди и целуя в лоб. – Так вы будете...
– Буду стоять за занавесками вашей кровати. Оттуда я все увижу и услышу.
– Смотрите, Нанона, только не расхохочитесь: ведь это дела важные.
– Будьте спокойны, я не стану смеяться.
Каноль приказал ввести посланного и прошел в свою комнату – огромную залу, меблированную во времена Карла IX чрезвычайно строго: два канделябра горели на камине, но освещали комнату неясно, постель, стоявшая в углублении, находилась в совершенной темноте.
– Вы тут, Нанона? – спросил Каноль.
Едва слышное
В эту минуту раздались шаги, часовой отдал честь. Посланный вошел и, думая, что остается один с Канолем, снял шляпу и сбросил плащ. Белокурые его волосы рассыпались по прелестным плечам; стройная женская талия показалась под золотою перевязью, и Каноль по очаровательной и печальной улыбке узнал виконтессу де Канб.
– Я сказала вам, что увижу вас, и держу слово, – сказала она. – Вот я здесь!
Каноль от удивления и страха всплеснул руками и опустился в кресло.
– Вы, вы здесь!.. – прошептал он. – Боже мой! Зачем вы приехали? Чего вы хотите?
– Хочу спросить у вас, помните ли вы меня?
Каноль тяжело вздохнул и закрыл лицо руками, как бы желая удалить это очаровательное и вместе с тем роковое видение.
Тут все объяснилось ему: страх, бледность, трепет Наноны и особенно ее желание подслушивать. Нанона глазами ревности узнала женщину в парламентере.
– Хочу спросить у вас, – продолжала Клара, – готовы ли вы исполнить обещание, данное мне в Жоне, готовы ли вы подать королеве просьбу об отставке и пристать к партии принцев?
– О, не спрашивайте, виконтесса, не спрашивайте! – вскричал Каноль.
Клара вздрогнула, услышав трепещущий голос барона, и, осмотревшись с беспокойством, спросила:
– Разве мы не одни?
– Одни, – отвечал Каноль, – но нас могут слышать через стену.
– Я думала, что стены крепости Сен-Жорж плотны, – сказала Клара с улыбкой.
Каноль не отвечал.
– Я пришла спросить у вас, – продолжала Клара, – почему я не получила от вас известия, хотя вы здесь уже с неделю или даже более. Я даже не знала бы, кто комендантом в Сен-Жорже, если бы случай или, лучше сказать, молва не известила меня, что человек, который назад тому только двенадцать дней клялся мне, что опала кажется ему блаженством, потому что позволяет ему отдать шпагу, храбрость, жизнь нашей партии...
Нанона не могла удержать движения, от которого Каноль вздрогнул, а виконтесса обернулась.
– Что такое? – спросила она.
– Ничего, – отвечал Каноль, – в этой старой комнате беспрестанно раздается зловещий треск.
– Если же что-нибудь другое, так не скрывайте от меня, – сказала она Канолю, положив свою руку на его руку. – Вы должны понимать, барон, что у нас будет серьезный разговор, раз я решилась сама приехать к вам.
Каноль отер с лица пот, принудил себя улыбнуться и сказал:
– Извольте говорить.
– Я пришла напомнить вам об обещании и спросить, готовы ли вы?
– Ах, виконтесса! Теперь это невозможно!
– Почему же?
– Потому что со времени нашей разлуки много случилось неожиданных происшествий, возобновились узы, которые я считал расторгнутыми, вместо заслуженного наказания королева оказала мне милость, которой я недостоин. Теперь я прикован к партии ее величества... благодарностью.
Послышался вздох... Вместо последнего слова бедная Нанона, верно, ждала какого-нибудь другого.
– Не благодарностью, а честолюбием, барон. Впрочем, я это понимаю. Вы аристократ, вам только двадцать восемь лет, а вас произвели уже в подполковники, назначили комендантом крепости. Все это очень лестно, но не более как награда за ваши достоинства, а ведь не один Мазарини умеет ценить их...
– Довольно, виконтесса!.. Прошу вас!
– Теперь говорит с вами не виконтесса де Канб, а посланная ее высочества принцессы Конде, она обязана исполнить данное ей поручение.
– Говорите, – сказал Каноль со вздохом, похожим на стон.
– Принцесса, узнав о намерении вашем, которое вы сообщили мне сначала в Шантильи, а потом в Жоне, и желая решительно знать, к какой партии вы теперь принадлежите, решила послать к вам парламентера. Может быть, другой парламентер поступил бы в этом случае как-нибудь неосторожно, вот почему я взялась за это поручение, думая, что лучше всех могу исполнить его, потому что вы доверили мне самые сокровенные ваши мысли по этому предмету.
– Покорно вас благодарю, виконтесса, – отвечал Каноль, раздираемый противоречивыми чувствами: он слышал во время разговора прерывистое дыхание Наноны.
– Вот что предлагаю я вам... Разумеется, от имени принцессы... Если бы я предлагала от своего, – прибавила Клара с очаровательною улыбкою, – то порядок моих предложений был бы совсем другой.
– Я слушаю, – сказал Каноль глухим голосом.
– Сдайте остров Сен-Жорж на одном из трех следующих условий. Вот первое (помните, что я говорю не от себя): двести тысяч ливров...
– Довольно! Довольно! – вскричал Каноль, стараясь прервать разговор. – Королева поручила мне крепость, эта крепость – остров Сен-Жорж, я буду защищать его до последней капли крови.
– Вспомните прошедшее, барон, – печально сказала Клара. – Не то говорили вы мне при последнем нашем свидании, когда вы предлагали мне бросить все и ехать за мною... Когда вы держали уже перо и готовились просить отставку у тех, кому теперь хотите пожертвовать жизнью.
– Я мог предложить вам все это, когда был совершенно свободен, но теперь...
– Вы не свободны? – вскричала Клара, побледнев. – Что это значит? Что хотите вы сказать?
– Хочу сказать, что связан честью.
– В таком случае выслушайте второе условие.
– К чему? – сказал Каноль. – Разве я не повторял вам несколько раз, что я непоколебим? Не искушайте меня, это бесполезно.
– Извините, барон, но мне дано поручение, и я обязана исполнить его до конца.
– Извольте, – прошептал Каноль, – но, признаться, вы чрезвычайно жестоки.
