– А вот для чего: если он из армии и просит у вашего величества аудиенции, то он, наверно, прекрасный подданный. Напротив, если он из неприятельской армии, то, может быть, изменник. А в теперешнем положении нельзя пренебрегать изменниками, потому что они могут быть очень полезны.
– Так велите ему войти, – сказала королева, – если таково мнение кардинала.
Капитана тотчас ввели. Он вошел с ловкостью и развязностью, которые удивили королеву, привыкшую производить на всех окружавших ее совершенно другое впечатление.
Она осмотрела Ковиньяка с головы до ног, но он бесстрашно вытерпел королевский взгляд.
– Кто вы? – спросила королева.
– Капитан Ковиньяк.
– Кому вы служите?
– Вашему величеству, если позволите.
– Позволю ли я? Разумеется, позволяю. Впрочем, разве есть во Франции какая-нибудь другая служба? Разве во Франции две королевы?
– Разумеется, нет; есть только одна королева – та, к стопам которой я имею счастие в эту минуту принести всю мою преданность. Но есть два мнения, по крайней мере, так показалось мне...
– Что хотите вы сказать? – спросила Анна Австрийская, нахмурив брови.
– Хочу сказать вашему величеству, что я прогуливался здесь в окрестностях, на холме, с которого видна вся страна, и любовался местоположением, которое, как сами вы, вероятно, заметили, очень живописно, когда показалось мне, что комендант Ришон принимает вас не с должным почтением. Это убедило меня в одном обстоятельстве, о котором я уже догадывался, то есть что во Франции два мнения: роялистское и еще другое. Ришон, верно, принадлежит к другому.
Лицо Анны Австрийской еще более омрачилось.
– А, так вот что вам показалось, – сказала она.
– Точно так, ваше величество, – отвечал Ковиньяк с самым искренним простодушием. – Сверх того, мне показалось еще, будто бы пушечное ядро вылетело из крепости и попало в лошадей вашей кареты.
– Довольно... Неужели вы просили у меня аудиенции только для того, чтобы рассказывать мне ваши нелепые замечания?
«А вы не учтивы, – подумал Ковиньяк, – так вы заплатите мне дороже».
– Я просил аудиенции, желая сказать вашему величеству, что вы великая королева и что я более всех удивляюсь вам.
– В самом деле? – сказала королева сухо.
– Уважая это величие и, следовательно, удивляясь ему, я решился вполне посвятить себя службе вашей.
– Благодарю, – отвечала королева с иронией. Потом повернулась к Гито и прибавила: – Вывести этого болтуна!
– Извините, ваше величество, не нужно выгонять меня, я уйду и сам, но, если я уйду, вы не возьмете Вера.
Ковиньяк, очень ловко поклонившись королеве, повернулся и пошел к дверям.
– Ваше величество, – сказал Мазарини потихоньку, – мне кажется, вы напрасно выгоняете его.
– Вернитесь, – сказала королева Ковиньяку, – и говорите. Вы очень странны и забавляете меня.
– Вы слишком милостивы, – отвечал Ковиньяк, кланяясь.
– Что говорили вы о Вере?
– Если вашему величеству, как я заметил сегодня утром, непременно угодно быть в Вере, то я долгом почту ввести вас туда.
– Каким образом?
– В Вере полтораста человек принадлежит мне.
– Вам?
– Да, мне.
– Что это значит?
– Я уступаю их вашему величеству.
– А потом?
– Что будет потом?
– Да.
– Потом, мне кажется, очень легко с сотнею солдат отпереть одни ворота.
Королева улыбнулась.
– Он не глуп, – сказала она.
Ковиньяк, вероятно, угадал комплимент, потому что поклонился во второй раз.
– А что вы за них хотите? – спросила она.
– Немного! По пятисот ливров за каждого. Я сам так платил им.
– Хорошо.
– А мне что же?
– А, так вы просите еще и себе?
– Я гордился бы местом, полученным от щедрот вашего величества.
– А какое место желаете?
– Хоть коменданта в Броне. Мне всегда хотелось быть комендантом.
– Согласна.
– В таком случае дело улажено, кроме одной маленькой бумажки.
– Какой?
– Не угодно ли вам подписать эту бумагу, которую я уже приготовил в надежде, что услуги мои будут приняты милостиво?
– А что это за бумага?
– Извольте прочитать.
Ловко округлив руку и почтительно преклонив колено, Ковиньяк подал бумагу.
Королева прочла:
«Если я вступлю без выстрела в Вер, то обязуюсь выплатить капитану Ковиньяку семьдесят пять тысяч ливров и назначить его комендантом крепости Брон».
– Это значит, – сказала королева, удерживая гнев, – это значит, что капитан Ковиньяк не вполне доверяет нашему слову и хочет иметь акт?
– В важных делах акты являются необходимостью, – сказал Ковиньяк с поклоном. – Старинная пословица гласит: Verba volant, то есть слова улетают, а у меня уже и так многое улетело.
– Дерзкий! – вскричала королева. – Ступайте!
– Уйду, ваше величество, – отвечал Ковиньяк, – но вы не возьмете Вера.
И в этот раз капитан повторил маневр, который так хорошо удался ему в первый раз, то есть повернулся и пошел к двери. Но королева очень рассердилась и уже не воротила его.
Ковиньяк вышел.
– Взять его! – сказала королева.
Гито пошел исполнять приказание.
– Позвольте, ваше величество, – сказал Мазарини, – мне кажется, вы напрасно предаетесь первому порыву гнева.
– Почему вы так думаете?
– Потому что, мне кажется, этот человек будет вам нужен, и если ваше величество обидит его теперь, то после надобно будет заплатить ему вдвое.
– Хорошо, – отвечала королева, – ему заплатят, сколько будет нужно, а теперь не выпускать его из виду.
– А, это совсем другое дело, и я первый готов похвалить вашу осторожность.
– Гито, посмотрите, где он, – сказала королева.
Гито вышел и через полчаса вернулся.
– Что же? – спросила Анна Австрийская. – Где он?
– Ваше величество, можете быть совершенно спокойны, – отвечал Гито, – капитан вовсе не думает
