И король повернулся к госпоже Дюбарри.
Она, казалось, того и ждала.
— О господи! — воскликнула она с тяжким вздохом. — Шон, что ты такое говоришь!
— А что она говорит? — спросил король. — У вас обеих весьма мрачный вид.
— Ах, государь, — отвечала графиня, — на то есть причины.
— Ну скажите, что стряслось?
— Бедный брат!
— Бедный Жан!
— Так ты полагаешь, что придется отрезать?..
— Есть надежда, что до этого не дойдет.
— Что отрезать? — спросил Людовик XV.
— Руку, государь.
— Отрезать виконту руку? С какой стати?
— Он тяжело ранен.
— Тяжело ранен в руку?
— Ах, боже мой, да, государь.
— В какой-нибудь потасовке, в каком-нибудь злачном месте, в вертепе?..
— Нет, сударь, на большой дороге.
— Но как это случилось?
— Его хотели убить, вот и все.
— Бедняга виконт! — вскричал Людовик XV, который был весьма мало склонен к жалости, но великолепно умел притворяться, что жалеет людей. — Его хотели убить, подумайте только! Да, это уже не шутки, Сартин!
Г-н де Сартин, встревоженный на первый взгляд куда меньше, чем король, но на самом деле обеспокоенный гораздо сильнее, приблизился к обеим сестрам.
— Неужели и впрямь стряслось такое несчастье, сударыни? — с тревогой в голосе спросил он.
— К несчастью, это правда, сударь, — ответила Шон, заливаясь слезами.
— Его хотели убить… Но каким образом?
— Устроили засаду.
— Засаду! Сдается мне, Сартин, что это по вашей части.
— Расскажите мне об этом деле, сударыня, — сказал г-н де Сартин. — Но умоляю вас, ничего не преувеличивайте под влиянием справедливого негодования. Чем мы справедливее, тем мы строже, а если взглянуть на события пристально и хладнокровно, они могут подчас показаться нам не столь серьезными.
— О, я сужу не с чужих слов, — воскликнула Шон, — я сама видела, как было дело, видела своими глазами.
— Ну, и что же ты видела, умница Шон? — спросил король.
— Видела человека, который бросился на моего брата, принудив его обнажить шпагу, и нанес ему тяжкую рану.
— Этот человек был один? — спросил г-н де Сартин.
— Отнюдь нет, с ним было шестеро спутников.
— Бедняга виконт! — произнес король, не сводя взгляда с графини, чтобы понять, насколько та на самом деле опечалена, и проявить соответствующее огорчение самому. — Бедняга виконт! Выходит, его вынудили к поединку?
По глазам графини он понял, что она нисколько не расположена шутить.
— И ранили! — прибавил он сокрушенно.
— Но под каким предлогом завязалась схватка? — осведомился глава полиции, пытаясь разглядеть ускользающую от него правду.
— Предлог был самый пустяковый: виконт спешил поскорее отвезти меня к сестре, потому что я обещала ей вернуться к утру, а этот человек стал оспаривать у него почтовых лошадей.
— Да это дело вопиет о возмездии, — заметил король, — не так ли, Сартин?
— Совершенно с вами согласен, государь, — отвечал глава полиции. — Мне нужно лишь собрать сведения. Скажите, сударыня, как звали обидчика? В каком он звании, к какому сословию принадлежит?
— К какому сословию? Он военный, по-моему, офицер конной гвардии дофина. Что до его имени, он зовется не то Баверне, не то Фаверне, не то Таверне — да, кажется, Таверне.
— Сударыня, — произнес г-н де Сартин, — завтра он будет спать в Бастилии.
— Нет, не надо! — вмешалась графиня, до сих пор дипломатично хранившая молчание. — Ни в коем случае!
— Почему это не надо? — возразил король. — И почему бы в самом деле не посадить этого негодяя в тюрьму? Вы прекрасно знаете, я терпеть не могу военных.
— А я, государь, настаиваю на том, — решительно повторила графиня, — чтобы человека, напавшего на господина Дюбарри, не трогали.
— Ну знаете, графиня, это непостижимо, — заметил Людовик XV. — Объясните мне, почему вы этого хотите. Я ничего не понимаю.
— Все очень просто. За него вступятся.
— Кто?
— Тот, по чьему подстрекательству он действовал.
— И это лицо защитит его от нас? Ну, графиня, это уж чересчур.
— Сударыня… — пролепетал г-н де Сартин, тщетно искавший спасения от удара, который вот-вот должен был на него обрушиться.
— Да, государь, от вас, именно от вас, и какие тут могут быть «ну»! Разве вы хозяин здесь?
Король ощутил удар, который предвидел г-н де Сартин, и облачился в броню.
— Вот оно что, — произнес он, — значит, мы углубимся в государственные соображения и начнем подыскивать потусторонние объяснения для простой дуэли?
— Сами видите, — возразила графиня, — вот вы уже от меня отрекаетесь и начинаете утверждать, что давешнее нападение — простая дуэль; ведь вы уже заподозрили, откуда ветер дует.
— Вон как вы все обернули! — протянул Людовик XV, открывая кран сосуда, в котором тут же запели птички, поплыли рыбки и потянулась вереница мандаринов.
— Так вы не знаете, кто направлял удар? — спросила графиня, теребя уши Самора, лежавшего у ее ног.
— Нет, уверяю вас, — отвечал Людовик XV.
— И даже не подозреваете?
— Клянусь, нет. А вы, графиня?
— Ну что ж, я-то знаю и скажу вам, причем не сообщу ничего нового, нисколько в этом не сомневаюсь.
— Графиня, графиня, — возразил Людовик XV, призывая на помощь чувство собственного достоинства, — вы, знаете ли, уличаете во лжи короля!
— Государь, возможно, я несколько резка, не отрицаю: но если вы полагаете, что я потерплю, чтобы господин де Шуазель преспокойно убивал моего брата…
— Ах, так это господин Шуазель! — отозвался король с таким облегчением, как будто не ожидал, что прозвучит это имя, услышать которое он был готов уже минут десять.
— Ну еще бы! Вы упорно не желаете признавать, что он мой заклятый враг, между тем я-то ясно вижу, тем более что он не дает себе труда скрыть ненависть, которую ко мне питает.
— Дорогая графиня, от ненависти до убийства огромное расстояние.
— Для Шуазеля расстояний не существует.
— Ах, любезный друг мой, снова вы о государственных соображениях!
— О Боже, Боже правый! Ну что за мучение, вы только подумайте, господин де Сартин!
— Да нет же, если вы и впрямь полагаете…
— Я полагаю, что вы меня не защищаете, вот и все; скажу больше: я уверена, что вы от меня
