— Это здесь! Карманьоль подошел ближе.
— Да, — заявил он, — похоже, голос доносится отсюда. И я бы даже сказал, что это меня не удивляет, ведь мы имеем дело с Говорящим колодцем.
Многим из наших читателей, очевидно, неизвестно о существовании самого Говорящего колодца, как и улицы, на которой он расположен. Спешим сообщить, что улица эта находится между Почтовой и улицей Нёв-Сент-Женевьев, а на углу ее и Почтовой стоит закрытый створкой колодец, давший ей название.
В средние века жители квартала остерегались ходить темной ночью по этой улице, оканчивающейся зияющим колодцем.
А наиболее отчаянные горожане и наименее робкие школьники, отважившиеся хоть раз пройти мимо него, уверяли, что оттуда доносились странные звуки, голоса, пение на незнакомом языке; порой слышался грохот большущих молотов, опускавшихся на огромные наковальни, а то подолгу раздавался звон железных цепей, звенья которых словно бы забивали в мраморные плиты.
Не только слух, но и обоняние подсказывали тем, кто проходил по улице или жил поблизости, что перед ними подвальное окно самой преисподней: из колодца поднимались отвратительные испарения, тлетворные миазмы, едкие запахи серы и углекислоты. В глазах населения это были веские доводы для объяснения повальных болезней, вроде чумы и лихорадки, опустошавших город особенно в XIV и XV веках.
Кто производил этот шум? Откуда поднимались эти гнилостные запахи? Мы не знаем: легенда ограничивается констатацией факта, не восходя — точнее, не опускаясь — к источнику. Но в народе поговаривали (как всегда бывает в подобных случаях), что это дело рук банды фальшивомонетчиков, которые живут в пещерах, сообщающихся с колодцем.
Набожные же люди видели во всем этом страшную угрозу и в то же время милосердное предупреждение Всевышнего, позволившего смертным с помощью необыкновенного колодца слышать завывания грешников из глубин преисподней.
Разумеется, колодец, откуда доносились подобные звуки и запахи, по праву назывался Говорящим, и, как справедливо заметил Карманьоль, колодец, громко вопивший в XIV и XV веках, в XIX веке вполне мог застонать.
Прибавим, что уже несколько лет как колодец этот забили — то ли потому что он высох, то ли по приказанию префекта полиции, который пошел навстречу просьбам некоторых робких жителей квартала.
— Сними-ка эту створку! — приказал г-н Жакаль одному из своих подчиненных.
Тот, к кому обращался начальник полиции, подошел с клещами в руке. Однако он сейчас же заметил, что замок сорван.
Створка отворилась сама собой.
Господин Жакаль просунул голову в отверстие и услышал жалобный голос:
— Господь Всемогущий! Соверши это чудо ради преданнейшего своего раба!
— Какой набожный, должно быть, человек! — прошептал Овсюг и перекрестился.
— Боже мой! Боже! — продолжал кто-то. — Я раскаиваюсь во всех своих грехах… Боже мой! Боже! Яви мне свою милость, дай вновь увидеть свет небесный, и все оставшиеся мне дни я буду благословлять твое святое имя!
— Как странно! — заметил г-н Жакаль. — Мне кажется, я узнаю голос.
Он стал слушать еще внимательнее. Голос не умолкал:
— Я отрекаюсь от своих заблуждений и признаю свои прегрешения… Признаю, что жил как злодей, но из глубин этой бездны молю тебя о пощаде.
— De profundis clamavi ad te!..26 — затянул Овсюг, подпевая незнакомому грешнику.
— Несомненно, я уже где-то слышал этот голос, — прошептал г-н Жакаль, обладавший прекрасной слуховой памятью.
— Я тоже, — обронил Карманьоль.
— Если бы Жибасье не находился сейчас на тулонской каторге, где ему, должно быть, жарче приходится, чем здесь, — продолжал г-н Жакаль, я бы предположил, что это он сейчас in extremis 27 очищает свою совесть.
Человек, находившийся на дне колодца, услышал, по всей видимости, голоса у себя над головой; он забыл о молитвах и не закричал, а скорее взвыл:
— На помощь! Помогите! Убивают! Господин Жакаль покачал головой.
— Он зовет на помощь… Значит, это не Жибасье, если только он не вздумал просить защитить его от самого себя, — в задумчивости проговорил г-н Жакаль.
— Помогите! Спасите! — послышалось вновь из-под земли.
— Ты живешь в этом квартале, Овсюг, так? — спросил г-н Жакаль.
— В двух шагах отсюда.
— Ты ходишь за водой на колодец?
— Да, сударь.
— В твоем колодце есть веревка?
— Сто пятьдесят футов!
— Беги за ней.
— Прошу прощения, господин Жакаль, однако…
— Здесь остался блок: достать беднягу со дна будет проще простого.
Овсюг поморщился с таким видом, как будто хотел сказать: «Вам-то, может, и просто, только не мне!»
— В чем дело? — спросил г-н Жакаль.
— Иду, иду, сударь, — смирился Овсюг.
И он поспешил в сторону Виноградного тупика.
Тем временем человек кричал не умолкая, да так громко, что стал похож не на кающегося грешника, а на богохульника, изрыгающего самые страшные ругательства:
— Спасите меня, тысяча чертей! На помощь, дьявол вас подери! Убивают, гром и молния!
В общем, присовокупите сюда все ругательства, которые Галилей Коперник вложил в уста Фафиу, желая придать его репликам большую выразительность. Однако ругательства, которые может себе позволить шут с подмостков, неуместны со стороны человека, временно погребенного под землей на сто футовой глубине.
Господин Жакаль наклонился и крикнул нетерпеливому грешнику:
— Эй, черт ты этакий! Потерпи, мы сейчас!
— Господь вас за это вознаградит! — отозвался незнакомец, успокоенный этим обещанием.
За это время Овсюг успел вернуться с веревкой, сложенной в виде восьмерки.
— Отлично, — похвалил его г-н Жакаль. — Пропусти веревку через блок… Теперь… У тебя крепкий ремень, не так ли?
— О да, господин Жакаль.
— Мы тебя сейчас привяжем за ремень, и ты спустишься вниз.
Овсюг попятился.
— Что на тебя нашло? — спросил г-н Жакаль. — Ты отказываешься спускаться в этот колодец?
— Нет, господин Жакаль, — отвечал Овсюг, — не то что бы я отказываюсь… но и согласиться не могу.
— Почему же?
— Мой доктор не разрешает мне находиться в сырых помещениях, потому что у меня предрасположенность к ревматизму. Осмелюсь заметить, что на дне колодца должно быть сыро.
— Я давно подозревал, что ты трусоват, Овсюг, — сказал г-н Жакаль, — но чтобы до такой степени!.. Ну-ка, снимай ремень и давай его сюда… Я сам полезу в колодец.
— А я на что же, господин Жакаль? — вмешался Карманьоль.
— Ты молодец, Карманьоль. Но я подумал и решил: будет лучше, если спущусь я сам. Не знаю почему, но мне кажется, что я увижу на дне этого колодца немало интересного.
— Еще бы! — заметил Карманьоль. — Недаром говорится, что именно на дне колодца кроется
