— Любезный шевалье, надо уметь говорить друзьям правду в глаза.
— Увы! — простонал Роже.
— Повторяю, — продолжал маркиз, — напишите вашему почтенному отцу и попросите у него совета; но, на мой взгляд, здесь нет места сомнению.
— Тут может скрываться и другое!.. — заговорил, жалобно растягивая слова, злополучный юноша. — Быть может, у одного из тех господ, о коих вы только что упоминали, есть дочь, и она…
— Я уже об этом подумал, — отвечал Кретте, — да только не хотел вам говорить… Какой порок вы предпочли бы?.. Я, признаюсь, предпочел бы врожденный…
— Да я попал в ужасную западню! — в бешенстве закричал Роже.
— И тем не менее надо выбирать, — сказал маркиз, — третьего не дано. Либо вы проиграете тяжбу, либо вам придется, закрыв глаза, прыгнуть в пропасть.
— Увы, горе мне! — пробормотал Роже.
— Бедный мой друг, вы попали в ловушку, — снова заговорил Кретте, глубоко тронутый отчаянным положением шевалье. — Однако не стоит уж так убиваться до второго визита вашего таинственного гостя; улучите минуту, когда этот окаянный человек запрется с вами в комнате, потрясите его хорошенько и потребуйте, чтобы он объяснился начистоту, если нужно — даже пригрозите ему. Ну а коли он откажется, вы тоже откажитесь; я же спрячусь за дверью, а потом последую за этим исчадием ада, если понадобится, до самой преисподней. И мы вознаградим себя, по крайней мере, тем, что отомстим ему, уж в этом я вам ручаюсь.
— Так-то оно так, но тяжбу я проиграю.
— Ах, черт побери, ничего не поделаешь, мой милый! Чем-то надо поступиться.
Поскольку все, что могли сказать друг другу шевалье и маркиз, никак не двигало дело вперед, Роже попрощался и пошел к себе в гостиницу «Золотая решетка».
Он было совсем собрался написать отцу, но потом рассудил, что письмо четыре дня пойдет до Лота, и если даже предположить, что барон отправит ответ с той же почтой, то отцовское послание будет идти в столицу еще четыре дня, что вместе составит уже целую неделю. Между тем судебное решение ожидалось через три дня, так что ответ из Ангилема никак не мог прийти вовремя, а бедный юноша так нуждался в поддержке отца, дабы принять какое-либо решение!
Время шло, а шевалье все сидел в одиночестве, проливал горькие слезы и рвал на себе волосы, с отчаянием думая о будущем; он громко призывал Констанс и мысленно прощался с родными местами, с Гаренским лесом, с лучшими воспоминаниями отрочества; он упрекал себя в глупости, в том, что он такой простофиля, и с болью соглашался со справедливыми словами маркиза, который, выслушав рассказ о пасторальной любви Роже и мадемуазель де Безри, о появлении Констанс в комнате шевалье, о бегстве молодых людей и о их пребывании у священника в селении Шапель-Сент-Ипполит, воскликнул: «До чего же вы были простодушны, д'Ангилем! До чего же вы были наивны, распрекрасный мой Роже! До чего же вы были глупы, мой бедный друг!»
И теперь Роже повторял вслух:
— О да, до чего я был глуп! До чего наивен! До чего простодушен! Читатель видит, что пребывание в Париже уже начало оказывать заметное влияние на нашего героя.
Однако неумолимая судьба была тут как тут и протягивала к нему свою медную руку с железными шипами. Каждая минута стоила дня, а каждый день стоил года. На следующее утро человек с бородавками, точный, как само время, и неотвратимый, как смерть, должен был появиться снова.
Роже провел всю ночь в поисках выхода из создавшегося положения; нечего говорить, что он так ничего толком и не придумал.
Наступило утро. Шевалье ожидал человека с бородавками, вооружившись множеством встречных предложений и подготовив целый арсенал каверзных вопросов.
Посетитель не заставил себя ждать. В назначенный час, минута в минуту, Роже, который весь обратился в слух, различил шум шагов на лестнице; шаги эти затихли у его двери, затем в нее трижды постучали и наконец после слова «Входите!» — его дрожащим голосом произнес шевалье — дверь отворилась и вошел роковой посланец, еще более угодливый, смиренный и медоточивый, чем накануне.
Он медленно обвел глазами комнату, затем еще раз внимательно огляделся вокруг.
— Вы и нынче один? — спросил он.
— Убедитесь сами, — отвечал шевалье. Незнакомец с той же тщательностью, что и в прошлый раз, вновь осмотрел комнату и стоявшую в ней мебель, после чего вплотную подошел к Роже; юноша был так бледен, словно ему предстояло взойти на эшафот.
— Ну как, господин д'Ангилем, обдумали вы мое предложение? — спросил таинственный посетитель.
— Больше того, я не только все хорошенько обдумал, но я вас разгадал, сударь, — ответил Роже, — а потому давайте говорить без обиняков и покончим с этим делом.
— Таково и мое заветное желание, милостивый государь, — отвечал человек с бородавками, низко поклонившись.
— Вас послал ко мне некто, желающий избавиться от своей дочери.
— Избавиться? О милостивый государь, какое грубое слово!
— Не станем препираться из-за слова. Впрочем, я, к сожалению, уверен, что оно тут самое уместное.
— И все же я хотел бы разубедить вас…
— Дальше. Отец этой особы — один из тех судей, что разбирают мою тяжбу, не так ли? — спросил Роже, пристально глядя прямо в опаловые глаза человека с бородавками.
Тот в свою очередь уставился на юношу с удивленным видом, и во взгляде его можно было прочесть почти что восхищение.
— Да, верно, милостивый государь, вы угадали.
— Ну, я в том и не сомневался! — торжествующе воскликнул шевалье.
— Но что из этого следует? К чему послужит ваша догадка?
— К чему послужит? Теперь я твердо уверен, что если не женюсь, то проиграю тяжбу.
— И столь же твердо можете быть уверены, что выиграете ее, коли женитесь.
— Все это весьма грустно, — со вздохом сказал Роже.
— Сударь, — продолжал незнакомец, — напрасно вы жалуетесь, ведь вы на верном пути к богатству. Действуйте же, господин д'Ангилем, действуйте. Вот вам мой совет.
— Стало быть, по-вашему, я, дворянин, чья честь ничем не запятнана, должен жениться на дочери человека, торгующего правосудием!
— Остается только пожалеть, господин д'Ангилем, что вы так смотрите на веши, — ответил посетитель, — но ведь этак смотреть на жизнь просто нелепо, уж простите меня за резкость! Человек пользуется влиянием, он оказывает услугу своим друзьям и этим обязывает их к признательности, а поскольку признательность — закон возвышенных душ, то и друзья в свой черед оказывают ответную услугу.
— Да, я все понимаю, но только девица…
— Что девица?
— Девица эта… и в самом деле девица? Незнакомец хихикнул.
— Или вдова? — продолжал шевалье. Незнакомец хихикнул чуть громче.
— Черт побери, сударь! — в бешенстве вскричал шевалье. — Да вы, кажется, смеетесь надо мной!
— Боже упаси, господин д'Ангилем! Я смеюсь лишь над вашими страхами.
— Возможно, они и неосновательны, — продолжал Роже, — но ведь вы сами принуждаете меня покупать кота в мешке!
— Тем приятнее будет ожидающий вас сюрприз, господин д'Ангилем.
— Ах!.. Не могу же я удовольствоваться вашими словами, сударь. Дайте мне хоть одним глазком взглянуть на девицу… на юную особу… на особу, на которой я должен жениться… словом, на ту даму, о ком идет речь…
— Невозможно, милостивый государь, невозможно.
— Но послушайте… ее отец… позвольте мне взглянуть хотя бы на отца… Ведь это такая малость!
