примеру Монка, совершайте подвиги ради другого — и вам простят ваши победы, вашу славу, ваш военный талант; унижайтесь — и вас возвысят!
— Гражданин первый консул, — возразил лорд Тенли, — никто не знает лучше меня, какая разница между вами и Монком, насколько вы превосходите его гением и громкой славой.
— Тогда зачем же вы мне это читали?
— Я прочел это лишь для того, чтобы вы оценили по достоинству следующий параграф.
— Послушаем следующий параграф, — согласился Бонапарт, сдерживая нетерпение.
Сэр Джон продолжал:
Сэр Джон сделал ударение на последних словах.
— Ах, вот как! — воскликнул Бонапарт, подойдя вплотную к нему. Англичанин продолжал читать:
— Прочтите еще раз, сударь! — перебил его Бонапарт.
— Соблаговолите перечитать сами, — ответил сэр Джон.
И протянул ему ноту.
Первый консул прочел.
— Это вы, сударь, предложили добавить последний параграф? — спросил он.
— Во всяком случае, я настоял, чтобы его включили. Бонапарт задумался.
— Вы правы, — согласился он, — это очень важный пункт. Восстановление на престоле Бурбонов уже не ставится как условие sine qua non note 26. За мной признают не только военную мощь, но и силу политическую.
И он протянул руку сэру Джону.
— Нет ли у вас какой-либо просьбы ко мне, милорд?
— Единственная милость, которой я домогаюсь, — это то, о чем просил вас мой друг Ролан.
— И я уже ответил ему, сударь, что весьма охотно даю согласие на ваш брак с его сестрой… Если бы я был богаче, а вы беднее, я предложил бы дать за ней приданое…
Сэр Джон сделал протестующий жест. — Но мне известно, что вашего состояния вполне хватит на двоих, даже с излишком, — продолжал Бонапарт с улыбкой. — И потому представляю вам приятную возможность подарить любимой женщине не только счастье, но и богатство.
Затем он громко позвал:
— Бурьенн! Вошел секретарь.
— Воззвание отправлено, генерал, — доложил он.
— Отлично, но я звал вас не за этим, — заявил первый консул.
— Жду ваших приказаний.
— В какой бы час дня или ночи ни явился лорд Тенли, я приму его с радостью и без промедления. Слышите, дорогой Бурьенн? Вы слышите, милорд?
Лорд Тенли поклонился в знак благодарности.
— А теперь, как я предполагаю, — продолжал Бонапарт, — вы торопитесь ехать в замок Черных Ключей. Не буду вас задерживать, ставлю лишь одно условие.
— Какое, генерал?
— Если мне понадобится отправить вас с новым поручением…
— Это не условие, гражданин первый консул, это великая честь.
И лорд Тенли откланялся.
Бурьенн хотел последовать за ним, но Бонапарт задержал секретаря, спросив:
— Есть ли во дворе запряженный экипаж?.
Бурьенн глянул в окно.
— Стоит, генерал.
— Тогда собирайтесь: мы едем вместе.
— Я готов, генерал, только захвачу в кабинете редингот и шляпу.
— Тогда едем!
Надев шляпу и пальто, Бонапарт сбежал по узкой лестнице и знаком приказал карете подъехать.
Как ни торопился Бурьенн, он едва успел его догнать. Лакей отворил дверцу, и Бонапарт вскочил в экипаж.
— Куда мы едем, генерал? — спросил Бурьенн.
— В Тюильри, — отвечал первый консул.
Удивленный Бурьенн, отдав приказ кучеру, повернулся к Бонапарту, чтобы спросить объяснения; но тот был так поглощен своими мыслями, что секретарь, хотя и был еще в те годы ему другом, не решился его потревожить.
Лошади неслись галопом — Бонапарт любил быструю езду, — и карета повернула к Тюильри.
Тюильрийский дворец, где после 5 и 6 октября жил Людовик XVI, где помещался сначала Конвент, затем Совет пятисот, теперь был пуст и безлюден.
После 18 брюмера Бонапарт не раз подумывал обосноваться в этом старинном королевском дворце, но опасался вызвать подозрений, что в жилище свергнутых королей поселится король будущий.
Первый консул привез из Италии великолепный бюст Юния Брута; ему не нашлось подходящего места в Люксембургском дворце, и Бонапарт в конце ноября, вызвав к себе республиканца Давида, поручил ему установить бюст в галерее Тюильри.
Кто мог заподозрить, что Давид, друг Марата, поставив бюст убийцы Цезаря в галерее Тюильри, украшает резиденцию будущего императора?
Никто не поверил бы этому, никому бы даже в голову это не пришло. Заехав однажды проверить, хорошо ли стоит бюст в галерее, Бонапарт обнаружил, что дворец Екатерины Медичи опустошен и разграблен. Конечно, Тюильри уже не был жилищем королей, но считался национальным достоянием. Не мог же французский народ оставить в запустении один из своих великолепных дворцов!
Бонапарт вызвал к себе гражданина Леконта, дворцового архитектора, и приказал ему как следует «почистить» дворец Тюильри.
Это слово можно было понять и буквально, и в более широком смысле. Архитектору велели составить смету, чтобы знать, во сколько обойдется эта «чистка».
Был представлен счет на сумму в пятьдесят тысяч франков.
Бонапарт осведомился, можно ли, приведя дворец в порядок, обратить Тюильри в резиденцию правительства.
Архитектор заверил, что этой суммы достаточно и он берется не только вернуть зданию былое великолепие, но и сделать его пригодным для жилья.
Дворец, пригодный для жилья, — это все, чего желал Бонапарт. Ему, республиканцу, не нужна была королевская роскошь… Однако для резиденции правительства требовалась парадная, торжественная обстановка, строгий орнамент, бюсты, статуи. Но какие именно статуи? Выбор был предоставлен первому консулу.
Бонапарт выбрал исторические памятники трех столетий и трех великих народов: Греции, Рима, Франции, а также других стран, ее соперниц.
Из греков он взял Александра и Демосфена — гения войны и гения красноречия.
Из римлян он выбрал Сципиона, Цицерона, Катона, Брута и Цезаря, поставив рядом с бюстом убитого императора бюст (почти такого же размера) его убийцы.
Из исторических личностей нового времени он взял Густава Адольфа, Тюренна, Великого Конде, Дюге- Труэна, Мальборо, принца Евгения, маршала Саксонского и, наконец, Фридриха Великого и Вашингтона, то есть коронованного лжефилософа и истинного мудреца, основателя свободного государства.
В ряду военных героев он поместил Дампьера, Дюгомье и Жубера; этим он хотел показать, что, как не страшна ему память о Бурбонах в лице Великого Конде, так не завидует он и славе своих соратников,
