глубже ввалились глаза и лицо как-то посерело.
При виде адъютанта мрачный, или скорее задумчивый, взор Бонапарта блеснул радостью.
— А! Это ты, Ролан! — воскликнул он. — Надежен, как сталь! Тебя зовут — ты появляешься. Добро пожаловать!
И он протянул руку молодому человеку. Потом продолжал с еле уловимой улыбкой:
— Что ты тут делаешь у Бурьенна?
— Я жду вас, генерал.
— А в ожидании вы болтаете, как две кумушки.
— Признаюсь, генерал, я показал ему вашу депешу — приказ быть здесь шестнадцатого брюмера.
— Как я написал тебе: шестнадцатого или семнадцатого?
— Конечно, шестнадцатого, генерал, — семнадцатого было бы слишком поздно.
— Почему семнадцатого поздно?
— Да ведь, по словам Бурьенна, восемнадцатого вы намереваетесь предпринять какой-то важный шаг.
— О-о! — прошептал Бурьенн. — Из-за этого вертопраха мне будет головомойка.
— Вот как! Он тебе сказал о моих замыслах на восемнадцатое?
Бонапарт подошел к Бурьенну и взял его за ухо.
— Старая сплетница! — бросил он.
— В самом деле, — обратился он к Ролану, — у меня намечено на восемнадцатое нечто весьма важное. Мы с женой обедаем у президента Гойе. Это прекрасный человек, в мое отсутствие он так радушно принимал Жозефину. Ты будешь обедать с нами, Ролан.
Ролан взглянул на Бонапарта.
— И вы для этого вызвали меня, генерал? — засмеялся он.
— Да, для этого и, может быть, еще для чего-то другого. Пиши, Бурьенн. Бурьенн схватился за перо.
— Ты готов?
— Да, генерал.
— «Дорогой президент, извещаю Вас, что мы с супругой и одним из моих адъютантов просим разрешения отобедать у Вас послезавтра, восемнадцатого брюмера.
Разумеется, мы имеем в виду семейный обед…»
— А дальше? — спросил Бурьенн.
— Что дальше?
— Написать: «Свобода, равенство и братство»?
— «Или смерть», — добавил Ролан.
— Не надо, — отвечал Бонапарт. — Дай мне перо. Он взял перо из рук Бурьенна и подписался:
«Преданный вам Бонапарт».
— Напиши адрес, Бурьенн, — сказал он, отодвигая листок, — и отправь с ординарцем.
Бурьенн написал адрес, запечатал письмо и позвонил. Появился дежурный офицер.
— Пошлите это с ординарцем, — приказал Бурьенн.
— Скажите, что я жду ответа, — добавил Бонапарт. Офицер вышел.
— Бурьенн, — заговорил генерал, указывая на Рола-на, — посмотри-ка на своего приятеля.
— Я смотрю на него, генерал.
— Ты знаешь, что он натворил в Авиньоне?
— Надеюсь, он не избрал там нового папу?
— Нет. Он швырнул тарелку в лицо одному субъекту.
— Горячая голова!
— Но это еще не все.
— Я так и думал.
— Он дрался с ним на дуэли.
— И, разумеется, убил его? — вставил Бурьенн.
— Да. А ты знаешь из-за чего?
— Нет.
Генерал пожал плечами.
— Потому, что этот человек назвал меня грабителем. И он взглянул на Ролана с непередаваемым выражением какой-то насмешливой нежности.
— Дурачок! — бросил он. Внезапно Бонапарт спросил:
— Кстати, ты разузнал об англичанине?
— Я как раз собираюсь вам о нем рассказать, генерал.
— Он все еще во Франции?
— Да, и одно время я даже опасался, что он останется здесь до того дня, когда труба Страшного суда заиграет зорю в Иосафатовой долине.
— Что ж, ты его тоже чуть не убил?
— О нет! Только не я! Мы с ним закадычные друзья, генерал! Он превосходный человек и при этом такой оригинал, что я попрошу вас проявить к нему капельку благосклонности.
— Черт! К англичанину?! Бонапарт покачал головой:
— Не люблю я англичан!
— Я понимаю, вы не любите этот народ, но отдельные лица…
— Ну так что же стряслось с твоим другом?
— Его судили, вынесли ему приговор и казнили.
— Что ты плетешь, черт подери!
— Чистую правду, генерал.
— Как! Его судили, вынесли приговор и гильотинировали?
— О, не совсем так. Судить-то его судили, приговорить — приговорили, но не гильотинировали. Если бы его гильотинировали, он чувствовал бы себя еще хуже.
— Что за чушь ты городишь! Какой трибунал его судил и вынес приговор?
— Трибунал Соратников Иегу.
— Что это еще за Соратники Иегу?
— Как! Вы уже позабыли о нашем друге Моргане, о человеке в маске, что принес виноторговцу его двести луидоров?
— Нет, — возразил Бонапарт, — я его не забыл. Бурьенн, ведь я тебе рассказывал о безумной смелости этого проходимца?
— Да, генерал, — отвечал Бурьенн, — и я еще заметил, что на вашем месте я дознался бы, кто это такой.
— О, генерал узнал бы это, если бы сам не помешал мне; я уже готов был схватить молодчика за горло и сорвать с него маску, когда генерал бросил мне хорошо знакомым вам тоном: «Ролан, сиди смирно!»
— Да вернись ты к своему англичанину, болтун! — прервал его Бонапарт. — Этот Морган его убил, что ли?
— Нет, не он… а его сообщники.
— Но ты только что говорил о трибунале, о приговоре.
— Ах, генерал, вы все такой же! — заметил Ролан, позволяя себе маленькую фамильярность, вынесенную из военного училища. — Вы хотите узнать, а сами не даете рта раскрыть!
— Стань членом Совета пятисот, и будешь болтать в свое удовольствие.
— Вот еще! В Совете пятисот у меня будет четыреста девяносто девять коллег, им как и мне, захочется говорить, и они будут перебивать меня на каждом шагу. Уж лучше вы меня перебивайте, чем какой-нибудь адвокатишка!
— Да расскажешь ли ты, наконец?
— Охотно. Представьте себе, генерал, в окрестностях Бурка есть картезианский монастырь…
— Сейонский монастырь — я знаю.
— Как! Вы знаете этот монастырь? — удивился Ролан.
