Со вчерашней ночи маленькая козья пастушка очень изменилась. Она была какая-то бледная, разбитая, со спутанными волосами, с синевой вокруг глаз. Казалось, она постарела сразу на девять лет. Куда девалась быстрота ее движений? Она стала мрачная и апатичная, словно какая-то роковая скорбь лежала у нее на сердце.
— Что с тобой? — снова заговорила Христина. — Откуда ты явилась?
— Я пришла из хижины.
— Мы же окликали тебя. Отчего ты тогда не вышла к нам?
— Потому, что с вами был г-н граф, а я не хочу, чтобы меня видели. Нет, я теперь никому больше не стану показываться на глаза и ни с кем не буду говорить, кроме вас. Мне стыдно! Вы — другое дело: я люблю вас, и мне еще, кроме того, надо предупредить вас, берегитесь! Самуил Гельб никогда не лжет, это правда! Если он что-нибудь сказал, так непременно исполнит. Он никогда не говорит даром. Вам это непонятно, может быть, но это верно. Знаете ли, мне очень тяжело говорить, но я расскажу все, чтобы попытаться спасти хоть вас. Отвернитесь в сторону, не смотрите на меня, вот так. А теперь слушайте: помните, Самуил Гельб сказал, что я буду принадлежать ему? Ну так он опоил меня каким-то зельем, которое он сам приготовил у себя в аду из моих же цветов… Одним словом, я отдалась ему… Берегитесь же! Прощайте!
И она бегом пустилась в свою хижину и заперлась на ключ.
Христина оцепенела от ужаса.
— Гретхен! Гретхен! — закричала она.
Но она напрасно звала. Гретхен не пришла.
— О! — думала Христина, дрожа от страха. — Правда, правда, он исполняет все, что сказал. Вот привел и Гейдельберг в Ландек! Вот погубил и Гретхен! А меня, как раз, теперь все оставили: и она, и муж! Я одна! Боже, как мне страшно! Я сейчас пойду, напишу барону, пускай хоть он приедет спасти меня.
Глава сорок шестая Gaudeamus igitur
Студенты орали изо всех сил:
На повороте дороги показалась деревня. Все ее обитатели, мужчины, женщины и дети, привлеченные шумом, высыпали на улицу и смотрели с недоумением на вторжение в их пределы какой-то невиданной толпы людей.
Самуила не было уже впереди. Он ехал позади всех, разговаривая с Юлиусом.
Шедший впереди толпы студент обратился к первому попавшемуся крестьянину.
— Эй ты, любезный! Какая это деревня?
— Ландек.
И сейчас же поднялся общий галдеж:
— Ура! Господа! Ура! Фуксы, финки, сто-о-ой! Это Ландек!
Сотни глоток кричали:
— Привет Ландеку!
— Привет Авентинскому холму нашего университетского Рима!
— Привет тебе, ужасная куча кривых лачужек!
— Привет тебе, отныне историческая деревушка, прославленное место, бессмертная яма!
Трихтер сказал Фрессвансту:
— Знаешь, я пить хочу!
Финк подошел к парню, шедшему за плугом.
— Эй вы, филистеры, мужичье, туземцы здешних мест, род людской с рыбьими глазами, хватит ли у тебя настолько сообразительности, чтобы указать мне, где здесь гостиница Ворона?
— В Ландеке никакой гостиницы Ворона нет.
— В таком случае гостиница Золотого Льва?
— И гостиницы Золотого Льва также нет в Ландеке.
— Ну так скажи же, наконец, идиот этакий, где у вас самая лучшая гостиница?
— Да совсем никакой гостиницы нет в Ландеке.
При этом ответе раздались со всех сторон возгласы неудовольствия и возмущения.
— Вы слышали, господа, что говорит эта образина? — воскликнул один из финков. — В Ландеке совсем нет гостиниц.
— Куда же я теперь денусь со своими шляпными картонками, — жалобно пищал какой-то студент.
— А я куда денусь с собакой? — вопил какой-то фукс.
— А мне куда девать трубку? — бешено рычал великовозрастный бородач.
— А мне куда поместить свет очей моих, розу моей весны, возлюбленную моего сердца?
Фрессванст сказал Трихтеру:
— Знаешь, я пить хочу.
Все запели погребальным тоном второй веселый куплет знаменитой латинской песенки:
Некоторые стали ворчать, раздались недовольные голоса. Радость, высказанная ими вначале, мало- помалу стала переходить в озлобление. Там и сям слышалась перебранка.
— Послушай-ка, Мейер, — говорил своему соседу высокого роста широкоплечий фукс, — ты мне здорово ударил по локтю своей спиной, свинья!
— Идиот! — ответил Мейер.
— Ах, идиот? Так хорошо же!.. Через четверть часа извольте быть у Кайзерштуля! Э! Черт возьми! А где же тут будет у нас Кейзерштуль?
— Это уж из рук вон! Не знаешь даже, где здесь и подраться хорошенько!
Вдруг раздался оклик парня:
— Эй, господин студент, смотрите-ка! Ваша собака… Студент строго воззрился на него.
— Ты должен был сказать: «госпожа ваша собака»…
— Ну так госпожа ваша сейчас укусила меня.
— Ах, ты негодяй этакий, ты вывел мою собаку из терпения, так что она укусила тебя? Вот тебе, вот тебе!
И он тотчас же вздул олуха.
— Браво! — неистово орали студенты.
А хор подхватил, как бы в виде философского одобрения: