– О! У моего отца есть зеркала, которые он использует, когда работает ночами: они делают свечное пламя ярче. Я попрошу его прислать вам такое зеркало.
Он склонил голову:
– Благодарю вас.
От алтаря донесся голос – это кто-то из слуг о чем-то спрашивал его. Художник ответил на чистом тосканском наречии.
– Вы преуспели в итальянском.
– Огонь торопит с ученьем! – И по его перепачканному лицу скользнул призрак улыбки.
Наступило молчание.
– Эрила, – сказала я, – ты не оставишь нас на минутку одних!
Та бросила на меня сердитый взгляд.
– Прошу тебя. – Я не знала, что еще сказать.
Она пристально поглядела на художника, потом отвела взгляд и двинулась к алтарю, беспечно покачивая бедрами, как она иногда делала, когда хотела, чтобы мужчины обратили на нее внимание. Мальчишка глаз от нее не мог оторвать, а художник даже не поглядел в ее сторону.
– Вы их посмотрели?
Он слегка кивнул, но я ничего не смогла прочесть в его глазах, покрасневших от дыма. Он снова глянул на огонь…
– Ну так если не сейчас, то когда же? Я через несколько дней уезжаю.
– Уезжаете? Куда?
Значит, он ничего не слышал.
– Меня выдают замуж. Разве вы не знали?
– Нет. – Он помолчал. – Нет, я этого не знал.
Он существовал так обособленно, что до него не доходили даже сплетни прислуги.
– Тогда, наверное, вы не слышали и о том, что нашему городу угрожает вторжение. И что дьявол бесчинствует на его улицах, убивая и калеча людей.
– Я… Да, об этом я что-то слышал, – пробормотал он, и мне показалось, что на мгновенье его снова покинула уверенность.
– Вы ходите в церковь? Тогда вы слышали проповеди Монаха.
Он снова кивнул, но на этот раз отвел глаза…
– Вам следует остерегаться, не то Монах вложит вам в руки молитвенник вместо кисти. Я…
Но тут возле меня снова выросла Эрила и укоризненно зацокала языком, В ее обязанности входило сохранить меня чистой для супружеского ложа, и она явно опасалась, как бы я, секретничая с каким-то мастеровым, не запятнала себя.
Я вздохнула:
– Ну так когда же, художник? Сегодня вечером?..
– Нет. – Голос его прозвучал грубо. – Нет, сегодня вечером я не могу.
– Должно быть, у вас назначена встреча с кем-то еще? – И я замолкла, дав своему вопросу повиснуть в воздухе. – Тогда завтра?
Он поколебался.
– Послезавтра. Тогда решетка будет закончена, а костер убран.
От алтаря снова донесся чей-то голос. Художник поклонился, а потом повернулся и зашагал прочь. Жар от огня ощущался даже там, где мы стояли.
16
Конечно, я поджидала его. Он вышел поздно, уже после того, как погасли факелы, и если бы у меня в комнате не было открыто окно, то я бы не услышала, как скрипнула задняя дверь нашего дома, и не заметила бы, как он тенью скользнул в черноту. Сколько раз я мысленно отправлялась за ним вослед? Это ведь так легко. Мне был знаком каждый шаг, каждый неровно лежащий булыжник на пути до Собора, и в отличие от большинства девушек моего возраста я не боялась темноты. Что дурного могло приключиться с тем, кто, как я, видит во мраке, словно кошка?
Весь вечер я истязала себя, воображая, как отважусь на это. Я нарочно не раздевалась, не желая растерять свою решимость. Ведь еще несколько дней, и я окажусь под замком – в чужой жизни, в чужом доме, в совершенно незнакомой части города, которой я даже мысленно не представляла себе, и тогда моей вожделенной ночной свободе придет конец. На подоконнике рядом со мной лежала одна из шляп Томмазо, которую я потихоньку стащила из его гардеробной. Я часами примеряла ее, так что уже приноровилась – как нужно надеть ее, чтобы моего лица никто не смог разглядеть. Конечно, мешают все эти юбки, но их можно спрятать под длинным отцовским плащом, а если идти быстро, то разоблачение мне грозит, только если навстречу попадется… Свет факела? Человек? Шайка бродяг?.. Я велела себе перестать об этом думать. Я давно дала себе слово. Раз уж мне предстоит выйти замуж и быть похороненной заживо, я не согласна умереть, так и не увидев наяву хоть частицу моей земли обетованной. Я задолжала себе это зрелище. А если дьявол и расхаживает там, по улицам, то уж наверняка найдутся грешники, более достойные его наказания, чем девушка, ослушавшаяся родителей, чтобы раз в жизни вдохнуть ночной воздух на память о прежней свободе.
Я спустилась по лестнице и пересекла задний двор, откуда через дверь для прислуги можно было выйти
