– Тогда давай пойдем в порт и наймем…
– Нет, господин, и этого делать нельзя. В порту наверняка уже все предупреждены…
– Откуда ты можешь это знать?
– Я же не раз ходил вместе с вашим отцом в тыл врага и испытал на своей шкуре, как разыскивают шпионов. Нет, тут нужно действовать по-другому. Давайте отправимся на запад вдоль побережья до Сантандера, а уж оттуда уплывем либо в Вест-Индию, либо в Севилью. В море-то нас искать не будут.
– Это похоже на трусость, Николас.
– Что значить трусость, когда вы проткнули ногу начальнику полиции, который был при исполнении! К тому же отнеситесь к этому как к военной хитрости. Прошу, господин, послушайтесь старого слугу хоть раз.
Ну что мне было делать? Я, конечно же, согласился с доводами Николаса, и мы, расплатившись за постой, влезли на мулов, сказав, что торопимся в Мадрид, а сами, сделав крюк, двинулись караваном на Сантандер. Четыре мула: местный погонщик-проводник, мы с Николасом и наши вещи.
Столь медленно я никогда не ездил. Путешествие растянулось на три дня. Дорога лежала между Катрабрийскими горами и северным побережьем Бискайского залива. Жара, пыль, невыносимые песни нашего погонщика, убогие постоялые дворы, скудная пища… Все это приводило меня в бешенство, соответственно стало складываться весьма не лицеприятное представление об Испании, родине моего отца и моих предков по мужской линии. По сравнению с процветающей Фландрией это была настоящая выжженная пустыня. Хотя потом отец и говорил мне, что я еще не был в Арагоне, где кроме камней нет ничего. Словом, если бы не маленькое приключение по дороге, благодаря которому я немного встряхнулся, все было бы ужасно. Я говорю о нападении разбойников. Это было где-то под Сантандером. Мы и раньше встречали толпы нищих, которых в этой стране больше, чем в других, но эта ватага была еще и со шпагами. Одетые в лохмотья, они гордо заявили, что являются благородными астурийскими идальго, ходившими на богомолье в Сантьяго-де-Кампостеллу, и что им нужны наши деньги и наши мулы, чтобы вернуться домой. К тому времени я был уже настолько разозлен ужасными условиями нашей поездки, что восхвалил Господа, пославшего мне утешение в дороге. В то время как наш погонщик начал причитать и молиться, а Николас инстинктивно постарался поближе подъехать к мулу с нашими пожитками, где лежали и пистолеты, я спрыгнул с этого ужасного животного под названием мул.
– С радостью отдам вам все, включая жизнь, – сказал я, вынимая шпагу и становясь в позицию. – Лучше умереть от клинка благородного идальго, нежели далее терпеть тяготы путешествия по вашей стране.
Мои слова привели в замешательство семерых людей в обносках, непонимающе смотревших на меня и даже не вынувших шпаг из ножен. Я же не стал ждать и, словно передо мной были те самые блохи, которые всю ночь терзали мое тело в постоялом дворе, атаковал растерявшегося противника. Пары грозных выпадов было достаточно, чтобы эти нищие идальго, лишь для вида оказавшие сопротивление, пустились наутек. В остальном же это была самая ужасная дорога в моей жизни. Только на третий день мы прибыли в Сантандер, где сразу же поехали в порт и договорились о переходе в Севилью. По просьбе Николаса гостиницу мы снимать не стали и переночевали на судне, которое утром отходило. Может быть, поэтому сумели избежать неминуемой погони, а может, ее просто не было, но теперь это уже не имеет значения. Во всяком случае, блох мы тоже избежали.
Не хочу описывать плавание вдоль побережья Испании, а потом Португалии, только замечу, что закаты в Галисии впечатляющи. Солнце садится прямо в океан, чему сопутствуют невероятные световые эффекты.
– Римляне, которые приходили в эту страну, были поражены необыкновенной красоты закатами в Галисии, – рассказывал нам разговорчивый шкипер. – Говорят, что они первыми увидели тех великанов, с которыми потом сражались все герои наших рыцарских романов.
– Кто, например? – неосторожно задал я вопрос.
– Как, молодой сеньор не знает? Да хотя бы наш прославленный Дубас…
Я решил не расспрашивать, кто это, чтобы не показывать свою неосведомленность, хотя на всякий случай запомнил имя, чтобы впоследствии наверстать упущенное.
Мы плыли, плыли и плыли, дав большой крюк, чтобы не встретиться с португальскими корсарами. Солнце, небо, закат – все было прежним, если не считать разговоров.
– Эти португальцы словно кость в горле у нашего короля, – говорил шкипер. – Раньше мы считались почти одной страной, хотя эти канальи всегда держались особняком. Это и понятно, ведь они были отдельным государством, пока наш король Филипп не женился на их принцессе Марии и не присоединил их к себе в феврале 1580 года. Но никому тогда не казалось это слишком страшным, поскольку почти вся Испания состоит из разных стран и провинций с местным законодательством и кортесами. Зато в то время мы стали по-настоящему велики, но эти португальцы все равно продолжали считать себя отдельной страной. Они хотели сохранить монополию в торговле со своими колониями. И в то же время хотели, чтобы испанский флот защищал их интересы больше, чем свои. Надо же, какая глупость.
– А что король? – спросил я.
– Что король… Каталония, которая входила в королевство Арагон, хорошо помнила свои старые законы и не хотела принимать кастильские. Вот и вышло, что первыми удар всему единению Испании нанесли земли именно арагонской короны.
– Что это за земли?
– Послушайте, молодой сеньор, я не собираюсь вам читать курс саламанского университета, если вы не в своем… то почерпните нехватающие данные из книг и не отвлекайте честных людей от рассказа о войне между Испанией и Португалией… При чем тут арагонские земли? Да при всем! Если бы не они, Португалия никогда бы не смогла отделиться от Испании…
– Почему? – наконец сказал мой Николас, после того как я стал усиленно толкать его локтем.
– Как почему? Похоже, вам, фламандцам, и дела нет до того, что тут творится…
– Так же, как вам, испанцам, нет дела до того, что творится в Нидерландах, – отпарировал мой слуга. – Нет чтобы разобраться, вы с плеча… А потом силенок-то не хватило?
– Ты что же это, плавник старый, против политики нашего короля?
– При чем тут твои глупые речи и политика нашего мудрого монарха. Да ты ее специально так искажаешь, чтобы бунт вызвать. Лучше рассказывай, да не отвлекайся.
– Да это ты меня, скрипучий такелаж, с толку сбиваешь. Слушай лучше, коли сам не знаешь. Так вот, я и говорю, что как раз в то время, как кортесы арагонской короны, особливо каталонские, решили отказать королю Филиппу во введении новых налогов, португальцы тоже осмелели. Ведь в 1568 году умер дон Карлос, сын их королевы Марии и нашего короля Филиппа II. Значит, по их законам престол оставался без наследника. А если учесть, что…
– Короче давай. Не все такие умные, как ты, – сказал мой камердинер.
– Согласен, но разве стать чуточку осведомленнее – плохо? Так что, если не знаете, извольте выслушать все до конца. Опускаю все нюансы и приступаю к главному. Вы, должно быть, знаете, что наш добрый король Филипп IV решил снова стать гегемоном в Европе и восстановить империю Карла V от моря до моря. Сначала все шло как по маслу, но потом война на несколько фронтов потребовала политических жертв. Вначале мы признали независимость Нидерландов по Мюнхенскому договору, потом решили разбить Францию. Казалось бы, удача вновь с нами, поскольку мы отвоевали Каталонию в 1652 году, потом Дюнкерк, потом Рокруа. Но в это же время вспыхнуло восстание в Андалусии, в Севилье и Кордове, все из- за недостатка серебра из Нового Света.
– Куда же оно делось? Говорят, за океаном есть гора из чистого серебра.
– Есть-то она есть, да как его доставить, серебро-то, когда на море хозяйничают целые флоты французских, голландских и английских корсаров. Словом, воевали мы сначала с Голландией, потом с немецкими протестантами, потом с Францией, и руки у нашего доброго короля до Португалии никак не доходили. Но, думаю, скоро дойдут.
– Как Португалия отсоединилась, так и не рассказал…
– Да это все ваш слуга, осьминог старый, меня с толку сбивал. Это было в декабре 1640 года, когда герцог Браганса, имевший династические притязания, воспользовался ослабевшим положением короны и объявил независимость Португалии от Испании. Его короновали под именем Иоанна IV.
