дочь по голове.
— Ты не должна страдать из-за него, — говорит она. — Как ни горько это сознавать матери, но он того не стоит. Ты должна это знать: Пьер не стоит того, чтобы из-за него страдали.
Девочка молчит. Мать продолжает:
— То есть я хочу сказать, что Пьера уже не спасешь. Слишко поздно… Он человек конченый! Он погиб!
— И потому ты так его любишь! — вырывается у девочки с рыданиями.
— Не знаю, не уверена… Хотя… Да, конечно, и потому тоже… Ну а ты плачешь… Ты ведь потому плачешь…
Мать обнимает девочку.
— Но тебя с Пауло я тоже очень люблю… — говорит она.
Девочка отстраняется от матери, смотрит на нее. Понимает, что мать сказала просто так, не думая. Ей хочется выть от злости, отплатить матери, обидеть ее, убить. Но она только улыбается ей.
Мать снова заговаривает со своей «маленькой дочкой», самой младшей из своих детей. Говорит ей, что не только из-за опиума она решила расстаться с Пьером, отправить его обратно во Францию. Есть и другие причины.
— Месяц или два тому назад, точно не помню, я была в комнате До, а вы с Пауло пришли обедать. Я к вам не вышла. Я не раз уже такое проделывала: пряталась в комнате До, чтобы тайком поглядеть на всех вас вместе. Чанх, как обычно, поставил на стол вяленое мясо с рисом и ушел к себе. Пауло положил еду себе на тарелку. Потом появился Пьер. Пауло взял себе самый большой кусок, и ты ничего ему не сказала. Но когда появился Пьер, ты испугалась. Пьер не сразу сел за стол. Он сначала взглянул на свою пустую тарелку, потом перевел взгляд на тарелку Пауло. И засмеялся. Неестественным, страшным смехом. Я еще подумала, что когда он умрет, на его лице навсегда застынет вот такая улыбка. Пауло сначала тоже засмеялся.
— Я пошутил, — сказал он.
Пьер взял кусок мяса из тарелки Пауло и переложил в свою. Набросился на него и сразу проглотил, точно собака. А потом взвыл: да, точно как собака:
— Жалкий кретин, ты же прекрасно знаешь, что большие куски, они только для меня!
— Почему для тебя? — закричала ты.
— Потому! И хватит об этом, — отрезал он.
И тогда ты закричала очень громко. Я даже испугалась, что тебя услышат на улице.
— Чтобы ты сдох! — кричала ты.
Пьер сжал кулаки, готовый ударить Пауло по лицу. Пауло заплакал.
— Вон! Вон отсюда сию же минуту! — крикнул Пьер.
И вы с Пауло тут же убежали.
Девочка просит прощения у матери за то, что кричала на нее. Обе плачут, лежа рядом. Мать говорит:
— Тогда-то я и начала понимать, что должна остерегаться себя самой. И что Пауло угрожает опасность из-за меня. И наконец я написала в Сайгон, попросила отправить Пьера во Францию. Пьер… в нем угроза, смертельная угроза…
Молчание. Мать поворачивается к дочери, по лицу ее текут слезы.
— Не будь тебя, Пауло давно уже не было бы в живых. И я всегда это знала. Да, я это знала — вот что самое ужасное.
Долгое молчание.
Девочку охватывает ярость.
— Зато ты не знаешь, что я люблю Пауло. Больше, чем тебя. Больше всего на свете. Из-за тебя и Пьера Пауло уже давно живет в страхе. Пауло для меня жених, сын, он самое большое мое сокровище…
— Знаю.
— Нет, ты не знаешь! Ничего ты не знаешь!
Девочка успокаивается. Снова обнимает мать. Говорит ей с неожиданной нежностью:
— Ничего ты не знаешь. И должна наконец это понять. Ничегошеньки. Тебе только кажется, что ты знаешь, но все не так. Да, про Пьера ты кое-что знаешь. А про нас с Пауло — нет, про нас ты ничего не знаешь. Ты тут не виновата. Но это так. Впрочем, все это ерунда. Правда, ерунда. Не думай об этом.
Молчание.
У матери застывшее, испуганное лицо.
На лице девочки тоже написан страх. Они, словно окаменев, смотрят друг на друга. И вдруг опускают от стыда глаза.
Вернее, это мать опускает глаза. Она молчит. У нее убитый вид. А потом она, как видно, вспоминает о сыне, которого нет дома, и кричит:
— Беги, поищи Пауло… Скорее! Мне вдруг стало страшно за него, — И добавляет. — Завтра у тебя начинаются занятия в лицее, ты должна приучиться ложиться пораньше, а то стала совсем, как я, — настоящая полуночница.
— Мне все равно.
— А мне нет.
Девочка стоит в дверях столовой, которая выходит на большой школьный двор. Все окна и двери в доме открыты.
Мы видим ее со спины, она стоит лицом к террасе и улице.
Она ищет младшего брата. Смотрит по сторонам. Спускается во двор, мелькает между деревьями. Заглядывает под свесившиеся до земли ветки.
Внезапно она словно растворяется в лунном свете, потом появляется вновь.
Мы видим ее в разных уголках двора. Она босая, тихая, одета в детскую ночную сорочку.
Исчезает в пустой классной комнате.
Вновь появляется во дворе, освещенном луной.
Наконец она останавливается, глаза ее устремлены в одну точку. Она смотрит на Пауло, своего младшего брата, с которым танцевала днем. Он спит на школьном балконе, притулившись у стенки, укрывшись от лунного света.
Девочка подходит к нему вплотную. Ложится рядом с ним, благоговейно смотрит на него.
Он спит глубоким сном. Глаза чуть приоткрыты, как бывает у таких детей, как он. Лицо гладкое, совершенно чистое, типичное для ребенка «со странностями».
Девочка целует его лицо, руки, сложенные на груди, зовет, тихо зовет: «Пауло!»
Пауло спит.
Девочка поднимается и зовет его еще тише: «Пауло. Сокровище мое! Мальчик мой!»
Пауло просыпается. Смотрит на девочку. Не сразу, но узнает ее.
— Пойдем спать, — говорит она.
Пауло встает. Идет за ней.
Ночные птицы поднимают крик.
Младший брат останавливается. Слушает птиц. Снова идет вперед.
— Ты не должен больше никогда бояться. Ничего. И никого. Даже Пьера. Слышишь? Никогда. Поклянись.
Младший брат клянется. И тут же обо всем забывает.
— Луна не дает птицам спать, — говорит он.
Дети уходят. Двор пустеет. Мы теряем их из вида. Очень скоро они появляются вновь. Ходят по школьному двору. Молчат.