отпустила, снова поднялся.
— Да уведите же его поскорей! — крикнула хозяйка.
Но мужчина поднялся лишь затем, чтобы получше, потесней, во всю длину снова прильнуть к ее телу. И так замер, явно надолго успокоившись, снова обеими руками вцепившись в нее, приникнув лицом к ее лицу, к ее окровавленному рту.
Однако полицейские уже закончили писать под диктовку хозяйки и неспешными шагами, все трое сразу, с одинаковым выражением нескрываемой скуки вплотную подошли к нему.
Мальчик, благоразумно усевшись на ступеньки парадного мадемуазель Жиро, немного забылся. Он вполголоса напевал сонатину Диабелли.
— Ничего страшного, — проговорила Анна Дэбаред. — А теперь пора домой.
Малыш послушно последовал за ней. Прибыли новые наряды полицейских — слишком поздно, без всякой причины. Когда они проходили мимо кафе, оттуда в окружении полицейских вышел мужчина. Люди в молчании расступались, давая ему дорогу.
— Это не он кричал, — проговорил мальчик. — Он — нет, он совсем не кричал.
— Нет-нет, это не он. Не смотри туда.
— Почему, скажи.
— Не знаю.
Мужчина послушно дошагал до фургона. Однако, едва оказавшись там, молча вырвался, высвободившись из рук полицейских, и изо всех сил кинулся назад, в сторону кафе. Он уже почти достиг цели, но тут свет в кафе погас. Тогда он резко остановился, прямо на бегу, снова покорно последовал за полицейскими вплоть до самого фургона и послушно влез в него. Кто знает, может, в тот момент он и заплакал, но сгустившиеся сумерки высветили лишь искаженное, дрожащее, запачканное кровью лицо, не позволив разглядеть, текли ли по нему слезы.
— И все-таки, — заметила Анна Дэбаред, когда они уже дошли до Морского бульвара, — тебе бы следовало запомнить раз и навсегда: модерато — это значит умеренно, а кантабиле — певуче, это ведь так просто, разве нет?
II
На другой день заводы на противоположном конце города все еще дружно дымили, но час, когда они по пятницам обычно уже шли в сторону того квартала, миновал.
— Ну что, пойдем? — позвала сына Анна Дэбаред.
И они зашагали по Морскому бульвару. Там уже гуляли фланеры, так, слонялись без дела. И нашлись даже несколько купальщиков.
Мальчик привык гулять по городу каждый день в сопровождении матери — настолько, что она могла вести его куда угодно. И все же, когда они миновали первый мол и дошли до второго причала для буксиров, над которым жила мадемуазель Жиро, он не на шутку перепугался:
— Почему именно сюда?
— А почему бы и нет? — возразила Анна Дэбаред. — Ведь сегодня мы с тобой просто гуляем. Ну, пошли же. Какая разница, сюда или куда-нибудь еще?
Мальчик подчинился, последовал за ней до самого конца.
Она направилась прямо к стойке. Там был только один посетитель, он читал газету.
— Бокал вина, пожалуйста, — заказала она. Голос ее дрожал. Хозяйка поначалу удивилась, потом взяла себя в руки.
— А для малыша?
— Ничего.
— Это ведь здесь тогда кричали, я же помню, — заметил мальчик.
И, устремившись к солнцу, что лилось из дверей кафе, спустился со ступенек и исчез на тротуаре.
— Прекрасная погода, — заметила хозяйка.
Она видела, что женщину бьет дрожь, и старалась не смотреть в ее сторону.
— Мне так захотелось пить, — пояснила Анна Дэбаред.
— Само собой, первые теплые дни, всегда так бывает.
— Я даже попросила бы вас налить мне еще бокал вина.
По не прекращавшейся дрожи в руках, сжимавших бокал, хозяйка догадалась, что не сразу, не вдруг дождется желанных объяснений — она сама все скажет, просто надо дать ей время прийти в себя, оправиться от смущения.
Это случилось даже скорей, чем хозяйка могла рассчитывать. Анна Дэбаред залпом осушила второй бокал.
— Просто проходила мимо, вот и зашла, — пояснила она.
— Самая погода для прогулок, — одобрила хозяйка.
Мужчина перестал читать свою газету.
— Понимаете, вчера в это самое время я как раз была у мадемуазель Жиро.
Дрожь в руках уменьшилась. Лицо приняло почти благопристойное выражение.
— Я вас сразу узнала.
— Это было убийство, — сказал мужчина.
— Ах вот как, подумать только… — слукавила Анна Дэбаред. — Мне просто захотелось узнать, только и всего.
— Ничего удивительного.
— Это уж точно, — подтвердила хозяйка, — Нынче утром здесь столько народу перебывало, прямо один за другим…
Мимо дверей кафе на одной ножке проскакал малыш.
— Дело в том, что мадемуазель Жиро дает уроки музыки моему сынишке.
Судя по всему, вино сделало свое дело, голос ее тоже перестал дрожать. В глазах заиграла улыбка облегчения, словно у роженицы, только что благополучно разрешившейся от бремени.
— Он так на вас похож, — заметила хозяйка.
— Да, говорят, и вправду похож. — Улыбка проступила еще явственней.
— Особенно глаза.
— Сама не знаю, — продолжила Анна Дэбаред. — Понимаете… просто гуляла, и вдруг мне пришло в голову, а почему бы не заглянуть сюда. Вот и все…
— Да, это и вправду было убийство.
— Ах, да что вы, не может быть! — снова слукавила Анна Дэбаред. — Мне такое и в голову не приходило…
Какой-то буксир вышел с причала и тронулся с места с обычным теплым треском моторов. Мальчик застыл на тротуаре, пока длился этот маневр, потом повернулся к матери:
— Куда это он?
— Откуда мне знать, — ответила она. Мальчик снова исчез из виду. Она взяла в руки стоявший перед ней пустой бокал, заметила свою оплошность, снова поставила его на стойку и ждала, опустив глаза. Тогда мужчина подошел поближе.
— Вы позволите?
Она не удивилась, вся в смятении.
— Понимаете, сударь, вся беда в том, что у меня совсем нет привычки…
Он заказал вина, сделал еще шаг в ее сторону.
— Представьте, вчера здесь так громко кричали, понятно, всем хочется узнать, что случилось. Просто трудно удержаться, вот я и решила зайти…
Она выпила еще вина, это был уже третий бокал.
— Он выстрелил ей прямо в сердце, вот и все, что мне известно.
Вошли двое посетителей. Узнали стоявшую у стойки женщину, удивились.
