двух кварталах друг от друга, – недовольно буркнул Ребров.
– Я не хочу, чтобы нас услышали родители или прислуга. Тема щекотливая.
– И единственно удобный для этого час – восемь утра? Как ты ухитряешься вставать так рано после бурно проведенной ночи? Я слышал, вы вчера отмечали сдачу сессии.
– Да я собственно еще и не ложился. Решил пообщаться с тобой, а потом отдыхать поеду. Мы тебя разыскивали. Где ты был?
– Накануне я почти две ночи не спал, к экзамену готовился. Это тебе все легко дается, а мне пришлось изрядно попотеть. Когда пришел домой, вырубился.
Вольт приподнялся с кресла:
– Игорь, принеси нам по двойному джину с тоником! – крикнул он официанту и спросил у Реброва: – Я надеюсь, ты не против?
Кузьма покачал головой и затушил сигарету.
– Бурные вечеринки и джин с тоником в твою программу здорового образа жизни вписываются, а сигареты нет?
– Я живой человек, а не ангел с крылышками. Если бы был ангелом, то мои собратья давно бы забрали меня к себе, в свою компанию.
– Какая интересная философия! И главное – очень удобная, – усмехнулся Кузьма.
Вольт улыбнулся. Ворчание друга его не смущало. Он очень хорошо знал Кузю: выросли в одном дворе, учились в одном классе, оба поступили на один факультет в университете. Их родители дружили, зачастую вместе отдыхали. Вольт знал Кузьму как облупленного. Сейчас тот был ему нужен, чтобы сыграть определенную роль в его плане, и Вольт был уверен, что заполучит его.
Официант принес выпивку и, не проронив ни слова, исчез.
Вольт приподнял руку с бокалом:
– За успешное окончание сессии и за удачу нашего дела!
Его приятель поднес бокал к губам, но пить не торопился, а спросил с удивлением:
– Нашего дела?
– Да, нашего дела. Ты пей, скоро удача нам действительно понадобится.
Кузьма вновь настороженно прищурился, улыбка исчезла с его лица. В детстве все их совместные дела, в основе которых были идеи Вольта, заканчивались обычно суровыми разборками с родителями, длительными стояниями в углу, лишением сладкого, а то и поркой.
Хотя жертвам их развлечений бывало намного хуже.
– Что ты придумал на этот раз?
– Хочу предложить тебе поучаствовать в похищении, или, как это сейчас называется, киднепинге, – с ухмылкой сообщил Вольский.
От удивления тонкие брови Кузьмы взметнулись вверх. Его не обманули легкомысленные интонации друга, он нисколько не сомневался, что тот говорит серьезно. С кем-нибудь подраться, опрокинуть контейнер с мусором, закачать с помощью шприца под обивку двери парочку сырых яиц ненавистной учительнице химии, чтобы она потом задыхалась от невыносимой вони тухлятины, или вывезти нескольких девчонок за город и бросить их там совершенно голыми – это одно. Но похищение…
– Мы с тобой перешли на предпоследний курс юридического факультета, и упрекнуть тебя в незнании Уголовного кодекса у меня язык не повернется, – отреагировал он с плохо скрываемой озабоченностью в голосе. – Я надеюсь, что ты шутишь?
– Вовсе нет.
– Но зачем? Ради чего?
– Ради денег, конечно.
Ребров был поражен. Он залпом выпил содержимое своего бокала и, немного подумав, спросил:
– Тебе мало денег? Содержимого твоей кредитной карты хватило бы на роскошный прокорм десяти семей в течение года. Твой отец – один из самых богатых людей в нашей стране. Мой папаша служит у него на побегушках, хотя тоже входит в сотню самых богатых людей в мире, – напомнил Кузьма с завистью.
– Нашел чему завидовать! – рассмеялся Вольт. – Зато твоя тачка круче моей.
– Не расстраивайся, скоро твой папаша эту «несправедливость» исправит, – саркастически усмехнулся Ребров. – Он не потерпит превосходства даже в такой мелочи.
– Ты не понимаешь! – вскричал Вольский, и его лицо исказилось будто от зубной боли. – Твоя семья всегда была богата. В эпоху социализма твой дед был министром, папочка пошел по его стопам, а во время перестройки легализовал наворованное. А мой отец добился всего собственными силами. На Востоке есть поговорка: «Если человек был богат и вдруг стал бедным, он еще тридцать лет себя богатым ощущает. А если человек был бедным и вдруг разбогател, то он себя еще тридцать лет бедным чувствует». Так и мой отец. Он так уважает деньги и так не любит с ними расставаться, что на карманные расходы кидает мне жалкие крохи. Он считает, что каждый должен тратить то, что зарабатывает сам.
– Ты считаешь иначе?
– Нет, не считаю, но пока я разбогатею, вся моя жизнь пройдет с песнями мимо меня.
– Ну допустим, тебе нужны деньги, но почему похищение? Еще Остап Бендер говорил, что необходимо свято чтить Уголовный кодекс. Найди какой-нибудь менее опасный путь отъема денег у населения.
– Не переживай, нет никакой опасности, – усмехнулся Вольт и подмигнул Кузьме: – Я все рассчитал. Жертва будет с нами в доле, и если все сорвется, то дело будет выглядеть как невинная шутка: тестирование предков на предмет любви к своему потомству.
Ребров плотно сжал губы и долго молчал, оценивая услышанное. Внезапно у него промелькнула мысль, которая многое прояснила, но совсем ему не понравилась. Он поднял руку.
– Секундочку! – Его голос даже слегка охрип от волнения. – Если ты думаешь, что я соглашусь стать жертвой твоей очередной шуточки, то ты глубоко заблуждаешься! Забудь об этом! Состояние моей семьи гораздо меньше, чем ты думаешь. Пресловутый журнал, к твоему сведению, учитывает не только наличные, но и стоимость недвижимости. Я крепко сомневаюсь, что мои родители захотят что-либо продать, чтобы найти деньги на выкуп.
Вольт усмехнулся.
– Не выношу, Кузнечик, когда ты начинаешь прибедняться. Меня коробит от твоего лицемерия. Не волнуйся, у меня есть кандидатура получше. Он просто жаждет с нами сотрудничать, а у его семьи с наличностью все в порядке.
– Кто же он?
– Скажу, как только ты согласишься к нам присоединиться.
– К нам? – удивился Ребров. – Так ты уже успел сколотить целую банду? – Вдруг его осенила внезапная догадка. – Оксана в нее входит?
– Конечно. Как же без нее? К тому же она… – Вольт вдруг спохватился и умолк на полуслове.
У Реброва внутри все похолодело.
– Что она? Это она подала тебе такую оригинальную идею? – он язвительно ухмыльнулся.
– Идея была моя, – зло уточнил Вольт. – Не родилась еще та женщина, каблук которой упрется в мою грудь.
– Ты меня пытаешься в этом убедить или самого себя? – Ребров покачал головой. – Славик, у тебя просто крышу снесло от этой девицы. Опомнись! Ты готов исполнить любую ее прихоть.
Вольского задели слова друга.
– С каких это пор ты стал женоненавистником? – огрызнулся он.
– Я люблю женщин. Но участвовать в вашем мероприятии не стану именно из-за Оксаны.
Вольскому не хотелось спорить с другом из-за девушки.
– Я знаю, что она тебе никогда не нравилась, но давай все же забудем о ней и вернемся к существу нашего дела.
– Забыть? О чем ты говоришь? Ты же сам сказал, что она участница этого мероприятия.
Кузьма не на шутку рассердился, взволнованно вскочил с кресла, вновь достал из пачки сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Вольский недовольно заметил другу:
– Ты дымишь словно паровоз. Представляешь, сколько всякой гадости ты сейчас пропустил через свои легкие?