Долина совести

встретились в поезде…

Агния. Теперь он узнал ее; теперь ему показалось удивительным, как это можно было ее сразу не узнать.

Интересно, а что случилось бы, не сведи их тогда, в поезде, судьба? Он не поехал бы в столицу? И, может быть, родители Димки Шило сумели бы его разыскать?

И Димка жил бы до сих пор – и ненавидел Влада, своего хозяина?

– Очень приятно, – сказал Влад Агнии. Та смотрела, явно чего-то ожидая: объятий? Приглашения в гости? Чего?

– Нам пора, – ласково напомнила Анжела.

– Очень приятно, – повторил Влад. – Удачи… Всяческих успехов.

И, влекомый теперь уже Анжелой, обогнул женщину на ступеньках и нырнул в раскрытую дверцу такси.

– Это что еще за явление? – строго спросила Анжела, когда машина тронулась.

– Это явление из далекой юности, – глухо сказал Влад. – Почти призрак.

– Вы действительно вместе поступали? В театральный? Ты хотел быть артистом? Ты?

Влад усмехнулся:

– Не стоит об этом говорить.

– Она была твоя первая любовь?

– Мы почти не были знакомы. Ты видишь, я даже не узнал ее…

Оба замолчали.

Шел дождь. Капли скатывались с ветрового стекла, сметаемые «дворниками».

– Ты забыл ее… Все мы похожи на медуз, которые ползут по стеклу, – сказала Анжела. – Равномерная студенистая масса. Медузе нелегко оставить по себе стойкий след, в особенности на стекле. Нас нет. Но каждому хочется быть. Поэтому люди психуют, мечутся, сходят с ума… Убивают.

– По-моему, ты сильно преувеличиваешь, – сказал Влад.

– Ты не знал Соника, – печально возразила Анжела. – Его нет. И уже не будет. Бедный Соник.

– Художники и поэты – особый народ, – сказал Влад.

– Как и детские писатели, – парировала Анжела. – Нет, серьезно, мне понравилось это кино… Ты уже почти есть, Влад. Уже почти есть. А меня… меня – нет.

– Но я же вижу тебя, – сказал Влад. – Ты мне интересна…

Анжела вздохнула:

– Наверное, мне придется этим довольствоваться.

– Ты меня обижаешь, – сказал Влад.

– Прости, – Анжела протерла запотевшее стекло. – Что-то у меня настроение сегодня… странное. Наверное, весь этот шум виноват. Шум, треск, ля-ля… Эта твоя приятельница… Их нет. Никого. Ты – почти есть.

– А ты хотела быть повелительницей мира? – спросил Влад, разглядывая ее профиль на фоне мокрого, дробящего ночной свет стекла.

Анжела искоса не наго взглянула:

– А тебе не приходило в голову, что все, кто есть, кого помнит половина ныне живущих людей… Или даже все… Что это были… такие, как мы? Что они могли… умели… понимаешь?

– Нет, – сказал Влад, подумав. – Это невозможно. Почитай любую биографию любого полководца… или президента… Совсем другой механизм.

– Ты уверен? Биографии пишутся уже потом… кто знает, насколько они правдивы? А вот когда из группы влиятельных людей, скованных круговой порукой, вдруг выделяется один, и становится самым влиятельным… А бывшие его соратники один за другим умирают при разных обстоятельствах?

– Ты кого это имеешь в виду?

– Не важно, – сказала Анжела. – Такие случаи бывали, этого достаточно. Может быть, я найду время для посещения каких-нибудь архивов… И наберу чего-нибудь конкретного.

– Зачем? – удивился Влад.

– Ради интереса, – кротко отозвалась Анжела. – Ты, понятно, скажешь, что все это ерунда и чушь…

– Анжела, узы не работают на толпу. Это особенность индивидуальных взаимоотношений…

– Твои узы. Узы, создаваемые тобой. И мной, согласна… Все мои попытки реализоваться, подняться над толпой, быть… ни к чему не привели. Хотя, возможно, виноват мой дурной характер, а вовсе не… Ну да ладно. Но кто сказал тебе, что если носители уз рождаются так часто, что могут запросто наскочить друг на друга, вот как мы с тобой… Если носители уз так распространены на земле – все ли они одинаковы? Все ли подчинены одним и тем же законам? Может быть, есть разновидности. Вот мы с тобой, например, колли, а есть еще и пекинесы, овчарки, бульдоги… Извини на «собачью» аналогию. И скажи: почему я не могу быть права?

Влад молчал.