– Эх, – признал Игорь. – Надо ехать.
Джип свернул на развилке и покатил от Веселого к Пятичам и дальше согласно карте. Витька смотрел на дорогу. Игорь рядом с ним задремал. Антоша спал как младенец, сопя и шевеля губами. Тимур, сбросив туфли, подтянул колени к животу и задумался о красоте земли – о том, как прекрасны луга, и далекие лесополосы, и кружащие над ними большие птицы, и маленькая церквушка на пригорке, и старое кладбище с покосившимися оградами…
Тут Антоша закричал, да так, что Витька чуть не выпустил руль.
– Ты че, придурок?!
Джип притормозил. Антоша сел, вращая глазами, и видно было, что он не шутит и не притворяется: что-то в его сне было такое, что крик вырвался сам по себе.
– Антон, – Тимур хорошенько тряхнул его за плечи. – Ты чего?
– Ой, блин, – жалобно сказал Антоша. – Отравился я, наверное, их поганым самогоном.
Витька ругнулся и снова начал набирать скорость.
– Мы все их самогон пили, – рассудительно заметил Тимур. – И незачем так орать.
Антошу передернуло. Он потер лицо, обхватил себя за плечи, будто замерзая – хотя в машине было душно:
– Явственный такой кошмар. Как наяву. Будто мы ночью на каком-то старом кладбище, могилы проваленные, крестов нету, а столбики такие…
Тимур и Игорь переглянулись.
– Алкоголик, – нежно сказал Витька. – Ты что, не помнишь, где мы ночью смородину жрали с куста? Где тебя рвало, а Тимурка…
– Ну, перестань, – дернулся Тимур.
Антоша мучительно заморгал:
– Я, это… Помню, как у невесты туфлю украли, а потом – сразу мы кофе пьем на бензоколонке. Такой, понимаете, монтаж…
Он засмеялся, но явно через силу.
– Чего орал-то? – поинтересовался Витька. – Ничего там страшного нет, на этом кладбище. Смородина вкусная.
Антоша перестал смеяться.
– Ну… там еще было кое-что… приснилось. И вообще, это моя машина, когда ты пустишь меня за руль?
– Я еще жить хочу, – отрезал Витька.
Они поехали дальше. Антон заново разглядывал измятый, изгвазданный пиджак и штаны с пятнами глины на коленях, охал и тихонько вздыхал. Потом, извернувшись, залез изнутри в багажник и вытащил банку энергетика. Облился на ходу, плюнул, повесил голову. Хмурясь, откинулся на спинку сиденья.
Антон, внук крупного советского чиновника и сын талантливого бизнесмена, знал в совершенстве три языка. Объездил еще в детстве весь мир и был добрейшим, щедрым, безобиднейшим существом – полноватым и сонным флегматиком. Отец обеспечил его рабочим местом – и Антоша работал добросовестно, но звезд с неба не хватал; в нем не было ни капли снобизма. Женился в девятнадцать лет по залету, через год развелся и платил алименты на сына. Когда приходила охота, рисовал отличные комиксы и этим прославился еще в школе; к сожалению, его теперешняя должность не была связана с рисованием и с искусством вообще.
– Будешь еще спать? – спросил Тимур, глядя, как Антоша понуро качает головой в такт каким-то своим мыслям.
– Нет, – тот потряс банкой, слушая, как бесятся внутри остатки энергетика. – У тебя таблеток нет от головы?
– От головы гильотина хорошо помогает.
– Я не против, – Антоша поежился. – Слушай, Тим. Что там было, на кладбище?
– Ничего. Могилы. Смородина.
– А… и все?
– А что еще? Мы сначала не поняли, куда заехали. Думали, пустырь.
– Пустырь, – Антоша молча пошевелил губами. – А… какая там земля?
– В смысле?
– Сухая? Или… мокрая? Твердая или комками?
– А я откуда знаю? Темно, трава по колено, крапива… Ты свой костюм разгляди получше, увидишь, какая земля!
– Ох, – Антоша озабоченно потер виски. – Как башка трещит… Ребята, реально, у них самогон на грибах какой-то. Иначе с какого перепугу мне бы такое мерещилось?
– Да что тебе приснилось, скажи, наконец?!
Антоша долго молчал. Когда все уверились, что он не будет отвечать, тихонько подал голос:
– Мне приснилось, что там земля расседается. Под такой высокой штукой вроде обелиска. Как гнилое мясо. Вот так – агм… ш-шу… Расходится, со скрипом таким или… уханьем. На кладбище.
– В черном-пречерном лесу, – подал голос Игорь. – На черной-пречерной поляне… Отдай мое сердце!
Антоша вздрогнул и выронил банку. Печально заругался, полез подбирать:
– Машину всю залил, костюм изгадил… Еще и башка раскалывается. Ну, съездили на свадебку!
В восемь пятнадцать они остановились позавтракать в придорожной забегаловке. Витька набрал себе бутербродов с колбасой и моментально сжевал, Игорь и Антоша взяли по пицце и едва откусили по кусочку, а Тимур вообще не стал брать еды – ограничился кофе, который, против ожидания, оказался вполне приличным.
На столах лежали вышитые салфетки. Смирные июньские мухи ползали по красным и черным клеточкам, будто играли друг с другом в шахматы. Игорь улыбнулся буфетчице, та ответила равнодушным рыбьим взглядом, и это неожиданно его уязвило.
Дикие люди, думал он, глядя, как буфетчица наклоняется над соседним столиком, сметая тряпкой крошки. На Западе в ответ на улыбку принято отвечать улыбкой же. Видно, что человек к тебе с добром, а ты что?
У буфетчицы была красивая попа. Игорь подумал о Катьке, которую он сегодня обещал повести в ночной клуб, и невесть почему разозлился. Вот приедет он усталый, похмельный, с красными глазами – а ей плевать на его настроение, ей нужно танцевать, манерничать, рисоваться, по сторонам глазками постреливать…
Он осадил себя. Это было глупо и несправедливо, так думать о Катьке. Она всего два месяца как его постоянная подруга. Ждет, скучает, котлет небось нажарила…
Слишком много ненужных мыслей лезло в голову в это утро – от усталости, разумеется. Буфетчица, мухи, котлеты. Надо попробовать поспать в машине.
…И приснится какая-нибудь дрянь, вот как Антону.
Антоша икнул и промокнул белый лоб бумажным платочком. Тимур о чем-то думал, и глаза его смотрели внутрь. Витька меланхолично дожевывал последний бутерброд. Все мы устали, подумал Игорь. Все мы ели и пили какую-то дрянь. Добраться домой, помыться в душе, выспаться в своей постели – и все эти сны о расседающихся кладбищах вывалятся из сознания, как песок из опрокинутого кузова. Псу, которого мы спасли, тоже было жутко, пока голодал и мерз в яме. А сейчас вырвался, наелся и спит где-то на солнышке, забыв о плохом…
Старые могилы, бывает, проседают, и оттуда вырывается сноп фосфорных, светящихся в темноте искр. Рассказывал старый преподаватель в институте – якобы видел такое еще мальчишкой, долго заикался потом, его даже к бабке водили «выливать переполох». Преподаватель, надо сказать, действительно чуть заикался, особенно когда злился на особо тупых студентов. Ну и пусть его; в такое ясное летнее утро не стоит думать о каких-то там кладбищах…
Он тут же увидел его будто воочию – неровные плиты, два покосившихся креста у дальней ограды. Но ведь не было крестов? Ограды вокруг кладбища точно не было. Помнится, кусты, гнилые столбы…
– Ты чего? – спросил Тимур, и Игорь обнаружил, что на него все смотрят.
