старался не смотреть, закрывать глаза…
– Полюби его, – уговаривала роженицу Тиар. – Он же чувствует, как ты его не хочешь… Такая злоба… За что?! Чем он виноват? Это же… Полюби, это твое, это все, что у тебя есть в мире… Твой дом, твое достояние… Полюби!
Роженица мычала, и по щекам ее текли слезы.
А потом Игар впервые в жизни увидел настоящего новорожденного младенца – не в нарядных пеленках, как их показывают на смотринах. Он на секунду замер с открытым ртом – существо в руках Тиар вопило. Пурпурное, похожее на неопрятного зверька – и в то же время несомненно человеческое, с тонкими волосами на макушке, с ресницами на прикрытых веках, с крохотными, беспорядочно сжимающимися ладонями…
– Девочка, – сказала Тиар счастливо. – Посмотри, Нита, какая девочка…
И, не смущаясь страшной синей пуповиной, уродовавшей новорожденное существо, она показала его матери. Поднесла поближе, что-то вполголоса приговаривая – и Игар замер, увидев, как серое заурядное лицо бродяжки преображается вдруг, становясь почти…
Он не знал слов. Он вышел, шатаясь; в темноте двора, не смотря на запрет хозяина, изнывали от любопытства двое работников и служанка:
– Ну?!
Он отодвинул их плечом и пошел прочь, к реке…
– Плохо тебе было? – негромко спросила Тиар, и в ее голосе он уловил непривычную теплоту.
– Я, наверное, не гожусь в подмастерья, – отозвался он глухо.
Тиар засмеялась:
– Некоторые мужья по десять ребятишек у собственной жены принимают – и ничего…
Он снова плеснул себе в лицо ледяной водой и ничего не ответил.
– Я думала, что мне и тебя придется откачивать, – сказала она с усмешкой. – К счастью, Нита довольно быстро и легко разродилась.
– Легко?!
Некоторое время оба молчали.
– Тиар, – наконец сказал он шепотом. – Я чего-то не понимаю. Почему в мире все происходит так… как будто люди растут на грушах?! Почему их по-прежнему так много, если… родить одного – хуже камеры пыток? Как человек… то есть женщина… может обрекать себя на это, еще и радоваться?!
В темноте он увидел ее глаза. В них отражался отблеск далекого огня – но ему показалось, что это загорелись наконец зеленые звездочки.
– Ты мальчишка, – сказала она непривычно мягко. – Но ты кое в чем прав… Кто не знает, как жизнь приходит – тот ничего не знает о жизни, Игар. Если бы они… все… – она прерывисто вздохнула. – Мужчины, гордые своим красивым блестящим оружием… если бы все они знали эту цену не понаслышке… – она коротко усмехнулась. – Но это глупость. Ничего не изменилось бы, Игар. Ничего, – он увидел, как звездочки в ее глазах дрогнули.
Ему вспомнилось селение Холмищи, в просторечии именуемое Кровищами. Жирная трава на поле давней битвы; девочка с деревянным украшением на шее, стоящая в проеме низкой двери…
Ему страшно захотелось помянуть Холмищи и сказать Тиар, что ее сестра помнит ее и беспокоится. Ему так сильно и всерьез захотелось признаться в этом, что он испугался и больно прикусил язык.
– Но насчет камеры пыток – ты не прав, – она вздохнула. – Ничего страшного в этом нет. Все плохое забывается так быстро… Иначе, ты прав, мир бы вымер. Если бы женщины думали только о своих страданиях…
– А ты рожала? – спросил он прежде, чем успел подумать.
Наступила тишина; он обнаружил вдруг, что видит ее силуэт. Занимался рассвет, видны стали очертания мельницы и дома, и сарая, стоящего поодаль, и стены камыша…
– А я не рожала, – сказала она мягко. – И не смущайся, ты не спросил ничего ужасного. У каждого человека своя судьба…
– Я действительно помог тебе сегодня? – спросил он после паузы. Действительно… от меня был толк?
Теперь он мог видеть, как она улыбается:
– Даже удивительно, как тебе это удалось… Такому бледному, на грани обморока… Но если бы ты принимал роды дважды в неделю, как я ты очень скоро привык бы…
– Дважды в неделю?!
– Иначе мир опустеет, Игар.
Воды не было видно – такой плотный стоял над рекой туман. Зато берега просматривались ясно, и во всей красе явилась мельница; из маленького окошка показалось заспанное, помятое лицо служанки.
– Жалко, что мельница не ветряная, – сказала вдруг Тиар. – Я с детства обожаю ветряные мельницы… А здесь что – вода в лотках… она вздохнула. – Я думаю, она научится любить этого ребенка. Хоть и собиралась придушить его сразу после рождения.
– Да ее саму надо придушить! – возмутился он искренне.
Тиар опустила ресницы:
– Не стоит. Не надо так говорить. Ее ведь тоже кто-то когда-то в муках рожал…
