– Что огонь?
– Не помню. Он иногда поминал огонь, когда ворчал.
– Хорошо. А в тот день, когда он смотрел в Зеркало Вод?
– Он был веселый. Смеялся и шутил.
– Ты смотрел с ним?
– Сначала – да. Потом он меня отправил.
– Расскажи, как все было. Не пропускай ничего.
– Был вечер. Он сказал – самое время развести чары. Он всегда так говорил, когда был в хорошем настроении. Взял чашу – она разбилась потом, а ведь была серебряная! – взял чашу, наполнил водой из пяти источников, тут как раз пять источников в поселке, и заговорил ее… Я ему помогал. Зеркало вышло – как хрустальное.
Сидящий перед мальчишкой Легиар взял его за запястья:
– Дальше?
– Дальше мы зажгли три свечи и стали смотреть… Но видно было не очень хорошо. Какой-то человек шел… Лица не видно, вроде молодой. Потом… Стало страшно. Знаете, как бывает, когда видишь в зеркале обыкновенную жизнь, только… по-настоящему. Видишь то, чего люди не замечают, а оно есть. Понимаете? – он вопросительно заглянул Ларту в глаза. Тот кивнул, и мальчик продолжал: – Этот человек шел, смеялся, говорил с другими… А ОНО шло по пятам. Смотрело на него, говорило с ним, но он не понимал, кто с ним говорит… И тогда Учитель меня отправил.
– А потом? Ты лег спать?
– Нет… Мне было интересно. Я виноват… Я подкрался и смотрел через дырку в портьере. И видел, как Учитель наклонился над Зеркалом, как схватился за горло, захрипел… Чаша упала и разбилась. Серебряная чаша! Учитель лежал на полу… Я пытался помочь ему. Но у него, наверное, разорвалось сердце.
Стало тихо. Невыносимо тихо, я боялся шелохнуться на своем табурете.
– Он умер… От страха? – шепотом спросил Ларт.
Мальчишка покачал головой:
– Он ничего не боялся… Я же говорю, у него сердце разорвалось.
Ларт помолчал, потом спросил осторожно:
– Ты помнишь, как он выглядел? Тот человек, в Зеркале? Ты бы его узнал?
– Нет, – вздохнул мальчишка.
– Он был один?
– То один, а то с кем-то… С разными людьми.
– А ОНО? На что это было похоже?
– Глаза… ОНО смотрело.
Я не выдержал и громко, со свистом, вздохнул. Оба быстро на меня взглянули. Потом Ларт тяжело поднялся и спросил Луаяна:
– Кстати, почему ты невзлюбил моего слугу?
– Он врун… – протянул мальчишка. – Зачем он болтал, что он маг?
– А ты сразу понял, что это не так?
Мальчишка пожал плечами:
– За версту.
Всю ночь они вполголоса разговаривали, сблизив головы над письменным столом. Поднимая иногда тяжелые веки, я видел, как Ларт водит пальцем по желтым от времени свиткам, разглаживает их ладонями, что-то объясняет серьезно, как мальчишка доверчиво касается его плеча, задавая непонятные мне вопросы. Они беседовали, как равные, и я с горечью сознавал, что мне никогда не вызвать у Ларта такого неподдельного интереса, какой освещает сейчас изнутри его обычно холодные глаза. Два мага говорили на общем языке, а один охламон слушал и не понимал ни слова.
Потом ненадолго стало тихо, и мальчишка спросил шепотом:
– А правда, что вы когда-то остановили чуму?
Я тут же вынырнул из дремоты.
– Мне учитель рассказывал, – пробормотал мальчик, будто смутившись.
Ларт не ответил – во всяком случае, вслух не ответил.
Я снова закрыл глаза. Чума. Я был еще совсем малышом, окна занавешивались рогожей, нас, детей, не выпускали на улицу, и дни слились в один долгий бред… А потом чума исчезла внезапно и необъяснимо, и в нашей семье умерли только дядька с женой, разом осиротив моего двоюродного брата, любителя рыбы…
– Слушай, Марран, – начал было Ларт, и все мои воспоминания мгновенно оборвались.
– А? – удивился мальчик.
Зависла пауза. У меня не осталось сна ни в одном глазу.
