весело.
Лаура налила себе стакан воды и переменила тему разговора.
– Сегодня вечером я ужинаю с Домиником.
Ида подозрительно посмотрела на девушку.
– Ты не ужинать с ним одна.
– Мне уже не двенадцать лет.
– Миста Шартье настрого говорить мне, не спускать с тебя глаз.
– Может он уже и не приедет больше, – Лаура подняла руку, останавливая готовую возразить Иду. – Я знаю, что в такое время года он не сможет покинуть остров. Ну, ладно, все равно он обещал приехать весной.
– А ладно, тогда я следить за тобой до весны. Ваш папа не желать проказ до свадьбы.
– Но он же просто шутил.
– Теперь ты походить на мисс Фабиан.
– Не говори глупости. А вообще она мне нравится.
– Что это делается на белый свет!
– Нет, правда. Я решила, что не должна больше настраивать папу против нее.
– Значит, ты больше не сердиться на свою маму и не сходить с ума?
– У нее своя жизнь, и она может сама отвечать за свои поступки, точно так же как я за свои.
– Я не позволять тебе идти в каюту к тому мужчине совсем одной.
– Раньше ты позволяла!
– Тогда он был ранен, а сейчас он резвый как молодой головастик, и твое лицо говорить мне, что меня есть кое о чем волноваться.
Одев белое красивое платье, которое ей дала Фабиан, взамен испорченного во время бури, Лаура постучала в каюту Доминика вскоре после восьми часов. Ей открыл юнга, и когда она вошла, незаметно удалился.
Стоя у окна Доминик держал в руке стакан с красным вином и его волосы мерцали в свете лампы. На нем были белые брюки и длинная голубая куртка.
– Ты пришла, Огонек! – произнес он тихим прерывистым голосом.
– А ты думал, что я не приду?
Лаура посмотрела на стол, накрытый к ужину. На нем были расставлены посуда из тонкого, почти прозрачного фарфора, серебро, а в центре, в хрустальной вазе лежали фрукты с Четеру. Девушка подумала о том, что ей все же следовало прийти сюда с Идой. Она никак не могла понять, почему не может успокоиться и откуда эта ее неожиданная нервозность.
Доминик подошел к ней по качающейся палубе и обнял ее.
– Клянусь всеми святыми, если ты и дальше будешь хорошеть, то я умру от разрыва сердца.
– Не знаю, может быть, в тебе течет шотландская кровь, – тихо прошептала девушка, – но ты явно обладаешь чисто французской способностью преувеличивать женское достоинство. Ты настоящий француз – Александр Лаффит.
– Никогда меня больше так не называй, – резко произнес он, отпуская Лауру.
– Я не хотела тебя оскорбить.
– Это имя вызывает в памяти слишком много такого, о чем я предпочел бы забыть. Ты прости меня за резкость.
– Только если и ты простишь меня.
– Решено.
Однако, по мрачноватому свету в его глазах, Лаура поняла, что он все-таки еще не совсем успокоился. Ей оставалось только надеяться, что он не всегда будет с такой болью относиться к событиям прошлого и, может быть когда-нибудь она поможет ему освободиться от груза прошлых обид так же, как он помог ей победить демонов, пожиравших ее душу и лишавших покоя.
Он сел в кресло против нее, снял крышку с соусницы и положил ей в тарелку немного соуса.
– Лаура, вот тут хлеб, бери сама.
– Нет, спасибо.
– Ну, как хочешь, – ответил он.
Девушка взяла ложку, думая как сломить внезапно возникшую между ними неловкость и, наконец, спросила:
– Ты помнишь, как сто лет назад одним субботним утром мы сидели в кафе на французском рынке?
Тень улыбки промелькнула на его губах.
– Я очень хорошо помню все: и то, как искал тебя по всему рынку, и как пытался накормить таким же точно соусом. Ты его тогда не стала есть.
