прихотей некоего француза. Но Флер так просила ее, что Молли не могла отказать и согласилась сопровождать ее немедленно. Позднее она скажет Ноггинсу, что бедняжка, казалось, вот-вот умрет от свалившейся на нее перспективы быть насильно выданной замуж за его светлость лорда Кедлингтона.
Флер, почувствовав себя более уверенной, вернулась в свою комнату и собрала небольшую сумку. Взяв все самое ценное и необходимое, она осторожно спустилась по ступенькам и вышла из дому в сопровождении Молли, тащившей плетеную корзину, наполненную ее собственными пожитками и едой, которую она умыкнула с кухни.
Семейство де Вир еще спало, когда по булыжной мостовой со стороны Ковент-Гардена загрохотали первые тележки зеленщиков и зевающие владельцы магазинов стали опускать жалюзи на окнах, а две беглянки были уже далеко от Найтсбриджа. Здесь Молли, заинтригованная, но и испуганная этим приключением, взяла инициативу в свои руки и решила искать экипаж, который подвез бы их в сторону Сент-Полз. Флер помнила, что это было по дороге на Эссекс. Кроме того, Ноггинс, будучи коренным жителем Лондона, рассказывал как-то Молли, что где-то недалеко от улицы Патерностер находятся платные конюшни. Там они, конечно, смогут нанять частный экипаж с извозчиком, который и отвезет их на побережье.
Они нашли и конюшню, и извозчика, взявшегося отвезти их за определенную плату, которая составила большую часть заработка Молли, и маленькую брошь, которую предложила Флер.
Когда девушки выбрались из узких улиц на основную дорогу в Эссекс, наступило солнечное, теплое утро.
Проехав первую заставу, Флер почувствовала почти истерическое веселье. Она схватила свою служанку за руку в грубой перчатке и заговорила:
– Дорогая Молли, я буду вечно у тебя в долгу. Если бы была жива моя мама, она бы благословила тебя, – воскликнула девушка, и на ее щеках вспыхнул лихорадочный румянец. – Уверена, что, когда мы доберемся до «Малой Бастилии», я смогу там укрыться от остального мира.
– Но, мисс, вы же не можете оставаться там одна на всю свою жизнь!
– Нет, конечно, но по крайней мере у меня будет время решить, что делать дальше. В конце концов я смогу взять себе вымышленное имя и устроиться куда-нибудь на службу фрейлиной или камеристкой, – воскликнула девушка.
Молли посмотрела на нее и вздохнула: ей показалось, что мисс Флер выглядит неважно. И неудивительно, ведь такие ужасные трудности ей пришлось пережить с тех пор, как утонули ее благородные родители. Молли была рада, что отправилась с этой бедняжкой, и начала открывать корзину с провизией.
– Вам надо покушать, мисс, чтобы поддержать свои силы. Смотрите, я нашла бутылку вина, от которого ваши глаза вновь заискрятся.
Флер вздрогнула. Ей показалось, что она вновь слышит голос Чевиота, произносящего это слово «заискриться». И она повторила своей служанке то, что сказала когда-то ему:
– Те искры навсегда остались в морской пучине вместе с моими любимыми родителями.
И тем не менее Флер заставила себя поесть немного хлеба с сыром и выпить глоток вина, которое предложила Молли. Затем она откинулась на мягкие, пропахшие плесенью, подушки кареты и вздохнула.
– Сейчас я, несомненно, в безопасности, – бормотала она, – но, Молли, что бы ни случилось, прошу тебя оставаться преданной мне и не открывать госпоже де Вир моего убежища.
– Никогда, мисс, иначе пусть силы небесные покарают меня, – воскликнула верная служанка, но при этом отвернулась от своей госпожи и словно выглянула в окно посмотреть на первую деревню, которую они проезжали, оставив позади Уайтчепел. Сейчас она пожалела, что так поспешно прошептала Ноггинсу перед своим отъездом то самое название, которое мисс Родни умоляла хранить в тайне. Ничего, он не расскажет, успокаивала Молли свою совесть, к тому же он сам просил меня верить ему.
Кучер подстегнул лошадей, и они помчались галопом по неровной пустынной дороге.
Глава восьмая
Спустя три ночи, Флер одиноко сидела в спальне «Малой Бастилии» и смотрела в открытое окно.
За окном сгущались сумерки. Темно-зеленое море накатывало на берег свои волны, которые пенились на валунах у подножия мрачных скал. Пурпурно-красное небо постепенно становилось темным и сумрачным. Одна за другой появлялись звезды.
Этот внешне неприятный и суровый оплот маркиза де Шартле имел свою внутреннюю прелесть, что Флер быстро оценила, и это немного утешало девушку. Собственно, других утешений здесь и не было: она была одинока, еще более одинока, чем в своей прошлой жизни.
Но тем не менее ее план спастись от насильственного замужества с Чевиотом как будто удался. Какой бы шум ни поднялся в доме де Виров по поводу ее бегства, сюда, в этот уединенный приют, не долетит ни звука. Хлопотливая и деятельная Молли оставалась с ней всего двадцать четыре часа, и этого оказалось ей достаточно, чтобы устроить свою хозяйку и попросить госпожу Лезер, жену смотрителя, принять мисс Родни на свое попечение. С этим она и уехала в Лондон.
Прощаясь, Молли начала извиняться за то, что не остается с Флер, но та в своей деликатной манере просила ее ни о чем не беспокоиться. Она понимала, что любовь в образе Ноггинса, как магнитом, тянет Молли назад в город. Возможно, госпожа де Вир уволит ее с работы, но Молли быстро найдет другую, и Ноггинс уйдет с ней. По крайней мере так ей обещал.
С тоской смотрела юная леди, как уезжает Молли, понимая, что с ней теряется последняя ее связь со старым домом.
Супруги Лезер, как могли, старались услужить ей. Джекоб Лезер, добродушный человек, некогда служил у маркиза дворецким, а его жена Лотти добросовестно полировала мебель и столовое серебро, а также стирала пыль с дорогих картин, гобеленов и тысяч книг, которые когда-то читал эрудированный маркиз.
Супруги Лезер жили здесь лишь с тех пор, как Люсьен де Шартле женился на Элен, поэтому о прошлой жизни леди Родни в «Бастилии» ничего не знали. Но для бедной Флер было большим утешением жить с этими добрыми людьми, которые говорили о ее матери как о замечательной и красивой женщине.
