Долли никогда не сможет забыть того момента, когда Чевиот привез Флер в ее дом. Даже она испытала глубокие угрызения совести при виде тех перемен, которые произошли с девушкой. С мертвенной бледностью в лице и печатью безысходности в глазах, Флер непрерывно дрожала и отказывалась отвечать на вопросы. Пришлось тут же выпроводить близнецов, а девушку отвести в постель.
Ее прежняя служанка Молли и вероломный Ноггинс были уволены. Для присмотра за Флер наняли другую женщину, которая была старше и надежнее. Ей сказали, что с трудом разыскали эту девушку, поэтому следить за ней нужно очень внимательно, не обращая внимания на некоторые ее странности.
Сразу же после возвращения Флер дверь в ее спальню была заперта. Она стала пленницей кузины Долли.
Для виновника торжества Чевиот выглядел слишком сердитым. Хотя зло уже было совершено, но его светлость чувствовал себя неудовлетворенным. Он пребывал в скверном настроении и, когда Долли попыталась дрожащим голосом узнать у него, что случилось, резко оборвал ее.
– У этой девушки совсем нет вдохновения, – сказал он грубо. – Она как будто сделана изо льда. Если она не получит должного ухода, то происшествие прошлой ночи окончательно выбьет ее из колеи. Я вас прошу, мадам, обращаться с ней деликатно, чтобы к нашей свадьбе она была в лучшем физическом и духовном состоянии. Я могу подождать еще месяц, но не больше.
С этим он уехал, а Долли вернулась на половину девушки, мучимая тяжелыми опасениями, что они зашли слишком далеко в своем стремлении сломить сопротивление Флер.
Однако сопротивление, казалось, было уже сломлено: Флер не спорила, не протестовала и не жаловалась ни на что. Создавалось впечатление, будто ее душа куда-то улетела, а она сама в этом мире ничего больше не желала. Она лежала без слез и рыданий, повернув лицо к стене, и миссис де Вир скоро поняла, что уход за ней будет делом чрезвычайно хлопотным.
На протяжении нескольких недель ее терпение много раз было на пределе, но она все-таки смогла заставить Флер согласиться на помолвку с Чевиотом.
– Да, – повторяла она каждый раз в ответ на один и тот же вопрос Долли, – да, я выйду за него замуж.
– Теперь ты должна это сделать, – убеждала ее кузина Долли, – благородная девушка не должна поступать по-другому.
– Да, благородная девушка не должна поступать по-другому, – соглашалась Флер монотонным голосом, глядя перед собой своими большими невидящими глазами.
– Все это очень досадно, – запинаясь говорила Долли, – мне очень жаль, что все так случилось. Я ведь не знала, что Чевиот осмелится сделать то, что он сделал.
И только тут Флер обернулась и посмотрела на кузину Долли с выражением такой горечи и презрения, что та невольно съежилась.
– Вы все знали, кузина Долли, и именно вы послали его за мной. Он убил слугу моего отца, а после этого убил и меня, – добавила она тихим голосом. – Если бы был жив мой отец, он бы отомстил за меня. Вы бы не посмели даже взглянуть в глаза и ему, и моей маме.
Долли удалилась восвояси, лицемерно всхлипывая.
Флер болела долго, ее недуг был скорее душевного, нежели физического, свойства. Все это время Арчибальд ничего не знал о том черном преступлении, которое было совершено против невинного дитя, вверенного заботам его супруги. Он лишь получил с большим опозданием письмо, в котором говорилось, что «милая Флер согласилась выйти замуж за Чевиота». «Я не сомневаюсь, – писала Долли, – что это известие тебя обрадует».
Постепенно молодость все-таки взяла свое, и Флер начала обретать нормальное физическое состояние.
Один или два раза, когда Чевиот приезжал навестить ее, она приняла его и даже протянула руку для поцелуя, но смотреть на него не могла. Наблюдавшая эту сцену Долли, видела, что девушка вся дрожит и ее бледное восковое лицо заливает нездоровый румянец, однако она была крайне вежлива. Обручальное кольцо, которое он надел ей на палец (три изумруда, стоивших, по мнению Долли, целое состояние), оказалось чересчур большим и массивным для ее тонких пальцев, но она поблагодарила его и за кольцо, и за бесподобное алмазное ожерелье, которое он также выбрал для нее в своей коллекции. Выглядела она очень исхудалой, и это вызвало раздражение Чевиота.
– Вы должны поправляться, милое дитя, – сказал он ей. – Я думаю, жизнь в Кедлингтоне пойдет вам на пользу. Там чистый воздух и великолепные свежие продукты из моих многочисленных хозяйств.
– Нашей милой Флер очень повезло, – прощебетала Долли.
И снова Флер посмотрела на нее тяжелым, полным апатии взглядом, под которым щеки у Долли запылали. Конечно, тяжело было выдерживать то презрение, с которым юная леди смотрела на нее.
После ухода Чевиота Долли слегка повздорила с Флер.
– Ради всех святых, неужели тебе трудно улыбнуться и притвориться счастливой, даже если ты себя таковой не чувствуешь? Разве тебе самой нравится быть такой скучной? Поверь мне, терпение лорда Чевиота может лопнуть.
– Мне все равно, – сказала Флер, закрывая глаза. Доведенная до отчаяния, Долли закричала:
– Разве мы не стараемся делать все, чтобы тебе было хорошо? Что же ты еще хочешь, дрянная девчонка?
– Остаться одной, – прошептала Флер, – наедине со своим позором и печалью. Если бы я была католичкой, то ушла бы в монастырь навсегда от этой жизни.
– Честное слово, ты маленькая дура, – подвела итог Долли.
Однажды Чевиот прислал Флер коробку камелий, в центре которой сверкала изумительная сапфировая брошь. На вложенной карточке было написано:
«Пусть мои подарки и забота помогут вашим глазам засиять вновь и своей голубизной сравниться с
