Ларвия вышла из гостиной следом за ним.
В течение нескольких дней Рим исторгал ярость, и большинство граждан старались не выходить из дома, держа двери на запорах. Марку Антонию удалось созвать чрезвычайную сессию сената, но большинство сенаторов, хотя не одобряли убийства Цезаря, все же продолжали осуждать его, называя тираном. Готовый к такой реакции, он ответил, что если Цезарь – тиран, то все его эдикты подлежат отмене и сенаторы, им назначенные, должны уйти в отставку. Столкнувшись с перспективой новых выборов, они, единодушно, поднялись и объявили протест – Антоний тут же предложил компромисс: он не станет мстить за Цезаря, и убийц не будут преследовать, если сенат признает и подтвердит все эдикты и декреты Цезаря, поскольку продолжение политики Цезаря будет способствовать будущему процветанию народа.
Компромисс был принят.
Марк, Тиберий и Септим стояли в атрии сената, наблюдая, как Марк Антоний проводит в жизнь первую часть своего плана – военным не разрешалось входить в зал ассамблей, поскольку их должности не были выборными, а пользовались правом входить в курию только в том случае, если их туда приглашали. Но находясь рядом с входом в зал, они могли слышать все.
– Все идет, как он предсказывал, – прокомментировал Септим.
– Его учитель многому научил его, – сухо заметил Тиберий. – Цезарь не умрет, пока будет он жить – точная копия оригинала.
– Сейчас он заговорит о завещании, – добавил Септим.
Антонин поднял руку, ожидая, пока перестанут шуметь одетые в белые тоги сенаторы, – зал стих, все смотрели на него.
– По просьбе Луция Пизона, отца жены Цезаря – Кальпурнии, обращаюсь к вам за разрешением получить у Верховной Жрицы-весталки завещание императора, чтобы обнародовать его и успокоить граждан.
По рядам сенаторов прошел ропот. Септим бросил косой взгляд на Марка – это грозило опасностью, поскольку содержание завещания могло быть противоречивым.
– Мы не хотим, чтобы граждане Рима подумали, что мы скрываем последнюю волю Цезаря, – хитро добавил Антоний.
Сенаторы в замешательстве переглядывались. Марк улыбнулся – все знали, что, но обычаю, известные общественные деятели делали посмертные дары народу. Если сенат откажется проголосовать за обнародование завещания Цезаря, то граждане Рима сочтут себя обманутыми.
Это предложение тоже было принято.
– Пока все идет хорошо, – тихо проговорил Антоний, присоединяясь к ожидавшим его военным. – А теперь нужно получить завещание, пока они вдруг не передумали.
И все вместе покинули здание сената.
Юлия ходила взад и вперед по комнате, не обращая внимания на Марго, повторявшую ее маршрут с блюдом фруктов, уговаривая что-нибудь съесть.
– Пожалуйста, съешь что-нибудь, – говорила служанка. – Ты уже три дня подряд отказываешься завтракать и худеешь с каждым днем.
Юлия, взяв кусочек яблока, засунула его в рот, – тревога не покидала ее.
Антоний скоро придет в атрий вскрыть завещание Цезаря, и она молила бога, чтобы Марк был с ним. Сегодня утром появлялся Вериг с запиской от Ларвии – сестра обещала нанести ей визит на следующий день, но о Марке ничего не говорилось.
– Почему ты так нервничаешь? – удивилась Марго. – Страсти почти улеглись: Антоний держит правительство в руках, сенат проголосовал за продолжение политики Цезаря, твоего деда не будут преследовать за убийство – тебе можно улыбаться.
– Неизвестно содержание завещания, – объяснила Юлия, стараясь скрыть настоящую причину ее волнений.
– Скоро вы все узнаете – Ливия собирается созвать весталок на вскрытие и оглашение завещания, как свидетелей доказательства, что оно не изменялось.
Юлия кивнула. Данута ей уже сообщила об этом. Именно поэтому она и волновалась.
– Отправляйся в протокольную комнату, – посоветовала Марго. – Гонец сообщил, что Антоний уже в пути.
Покинув свои апартаменты, Юлия направилась в комнату, где должна состояться передача завещания, встретив Юнию Дистанию, с которой они вместе продолжили путь. В протокольной комнате с Ливией Версалией уже находились Антоний, Марк и Тиберий Германик.
Юлия с облегчением вздохнула: не смея спрашивать о Марке, ничего не знала о нем и не была уверена, как складываются его дела.
Их взгляды встретились, и она быстро отвернулась – все его чувства отражались на его лице.
– Можно начинать? – спросила Ливия, и все вошли в протокольную комнату. В присутствии всех, отыскав свиток пергамента на полке, вскрыла восковую печать и вручила его Марку Антонию.
Он, развернув пергамент, быстро пробежал глазами содержание завещания и затем сказал:
– Есть разрешение Сената зачитать завещание перед народом.
Ливня склонила голову.
– Можно его взять с собой? – спросил он.
Она кивнула.
