Однажды осенью я проезжал по недавно срубленному лесу. Около избушки лесника уцелел лишь один развесистый дубок.
В тот год был урожай на жёлуди, повторяющийся: у нас обычно через каждые три года. Во всех окрестных лесах было много желудей, но дубок около «конторы» был покрыт желудями в таком количестве, какого я никогда ни раньше, ни после не видывал. Судя на глаз, желудей было, по крайней мере, вдесятеро больше нормального количества. Осмотрев дубок, я увидел в нижней части ствола глубокие выемки, сделанные топором.
Вероятно, дубок сперва хотели срубить, а потом решили оставить «при конторе» в качестве коновязи для приезжавших.
Попал я как-то к приятелю на дачу, под Москвой. Идём по дачной улице и видим за одним из заборов ряд молодых сосен. Одна из них обильно покрыта шишками.
— Наверно, — говорю я приятелю, — эта сосна раненная.
— С чего это ты взял? — говорит приятель, который ботаникой совсем не интересовался.
— А вот давай пари держать. Я в первый раз в этих местах; глаза мои хуже твоих; а я всё же издали вижу, что сосна — раненная.
Подошли к забору.
— Никакой на сосне раны нет, — говорит приятель.
Я подхожу, осматриваю все, что можно видеть через забор; нигде никакой царапины не заметно. Отошли несколько шагов; вдруг приятель говорит:
— А ведь ты прав! Посмотри, что в сосне!
Сбоку стало видно, что сзади в сосну вбит огромный гвоздь, к которому была прикручена толстая проволока, протянутая параллельно забору, вероятно, для сторожевой собаки.
Видел я раз старую ветлу. Огромный сук её, идущий почти от самого корня, отщепило ветром и повалило на землю; но он оставался ещё соединенным со стволом и корнем. Весной на этом суку сережки сидели заметно гуще, чем на остальном дереве[62].
Много таких примеров мог бы я припомнить. Однако припоминаются и исключения. На ненормально богато цветущих деревцах иногда не удавалось заметить никакого повреждения, и, наоборот, приходилось встречать пораненные деревья, которые цвели, как здоровые. Но мне это представляется только редкими исключениями.
Как правило, раненые деревья быстро хиреют, умирают. У нас в СССР, где озеленяются целые города, где к распространению и охране зелёных насаждений привлечены миллионы трудящихся, школьников, пионеров — каждое деревцо, каждый кустик должны заботливо оберегаться. Зелёные насаждения ведь не являются для нас роскошью или только украшением. Зелёные насаждения — необходимый спутник социалистического переустройства нашей страны, составная часть наших мероприятий по оздоровлению быта. Хранить деревья от поранений — благодарная задача!
Случаи, когда раненое растение продолжает жить нормально, редки. Я пробовал найти в литературе что-нибудь касающееся этого явления, но в тех книгах, какие попадались мне в руки, не только объяснения, но даже упоминания об этом явлении не встречалось.
Однажды я спросил у брата ботаника, не знает ли он каких-нибудь исследований по этому вопросу. Брат сказал мне:
— Каких-нибудь научных работ на эту тему мне не попадалось. В общих чертах явление это есть один из случаев ответа растительного организма на воздействие внешних факторов, в конечном счёте дающий возможность поскорее создать потомство. Детали здесь, пожалуй, могут скорее интересовать садоводов, чем ботаников. Садоводам, конечно, иногда очень важно каким бы то ни было путем получить побольше цветов или плодов, хотя бы за счёт некоторого ослабления менее полезного растения. Обрезки и «омолаживание» фруктовых деревьев именно для такой цели и делаются.
4. Омоложенные мандарины
Вот что писала «Правда» об одной победе советских ботаников [63].
«Жизнь мандарина укладывается в сроки жизни человеческой. К 25–30 годам мандарин достигает своего расцвета. В 50 лет он начинает стареть. В 70–75 лет умирает.
Но бывает и так, что дерево погибает в самом расцвете своих сил. Пышная крона вдруг начинает сохнуть, прирост новых веточек прекращается, плоды мельчают, и их становится всё меньше, — в конце концов дерево приходится срубить.
Можно ли спасти дерево, у которого самая корневая система поражена неизлечимым недугом?
Оказывается, можно!
Учёный сотрудник Всесоюзного института влажных субтропиков Н. В. Рындин совместно с садоводом-практиком Генрихсоном проделали нынешней весной, в 1934 году, интересный опыт. Отобрав в мандариннике Сухумского ботанического сада тридцать деревьев, корневая система которых была полуразрушена, Н. В. Рындин над каждым из них произвел операцию своеобразного омоложения.
Надо знать, что мандарин, как и, всякое другое плодовое дерево, прививается к дичку. Дичок служит здесь как бы насосом, подающим культурному растению живительные соки земли. Разрушение „насоса“ неминуемо ведет к гибели всего растения. Операция, произведенная Н. В. Рындиным, в том и состояла, что он попытался сменить „насосы“.
Под больным деревом сажался в грунт новый молодой дичок. Макушка дичка срезалась: в больном дереве, чуть выше пораженной части ствола, делался надрез, в этот надрез вводилась срезанная макушка, после чего место соединения замазывалось и перевязывалось как при обычной прививке.
Весь расчёт сводился к тому, что больное дерево, получив столь оригинальный протез, начнет им пользоваться сначала как добавочным „насосом“, а в дальнейшем уже в качестве штамба (основного ствола).
Тридцать операций с больными мандаринами удались на славу. Почти все новые дички привились к старым деревьям и начали на них „работать“. В наиболее тяжёлых случаях было привито сразу по два дичка: впоследствии можно будет видеть, какую „ногу“ мандарину оставить, а какую „удалить“».
5. Двухэтажные цитрусы
Весь январь этого года мне удалось пробыть в Крыму в Никитском саду, и, зная, что уже больше года в саду работает Н. В. Рындин, я был рад побеседовать с советским цитрусоводом-изобретателем. Мне хотелось от самого автора слышать, как он прививал новые дички — «протезы» к больным мандариновым деревьям. Действительно оригинальная и остроумная выдумка! Для Крыма и Молдавии, где сейчас поставлена задача широкого внедрения культур цитрусовых, всё это имеет большое практическое значение. Но это интересно и с теоретической точки зрения; ведь всё здесь сводится, в сущности, к пересадке кроны дерева или её части со старого подвоя на новый, более молодой подвой. Как же приживается здесь старое деревце на новом «фундаменте»? Вот вопрос для изучения!
Рассказал мне Нил Васильевич Рындин и ещё об одном своем интересном изобретательстве, о так называемой «двухэтажной» культуре цитрусовых, которую он проводил на Кавказе. Культура цитрусовых, и в первую очередь мандаринов, развилась на Кавказе особенно широко только после Великой Октябрьской социалистической революции; до этого мандариновые сады на Кавказе занимали всего 400 га; в первую же и вторую пятилетку под насаждениями цитрусовых было уже 20 000 га; в 1935 г. было собрано 200 миллионов плодов, а в декабре 1947 г. было снято 685 миллионов штук мандаринов…
Но вот в чём беда! Лучше других цитрусовых, как вы знаете, живут под кавказским небом Колхиды
